– Теперь не время плакать, а скорее надо собраться в путь, чтобы ехать с нами обратно в Египет: и, может быть, Аллах соединит нас с твоим сыном и моим племянником.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечала она и, встав, тотчас стала собирать свои вещи и драгоценности и своих рабынь и приготовилась к путешествию. После этого визирь Шемс-Эд-Дип снова пошел к султану Эль-Башраха и простился с ним, а султан послал с ними разные редкости в дар египетскому царю.

Визирь выехал немедленно в сопровождении жены своего брата и ехал безостановочно до города Дамаска, где он снова остановился, раскинул палатки и сказал своим слугам:

– В Дамаске мы пробудем целую неделю, чтобы купить для султана подарки и редкости.

– Знаешь, парень, – сказал Аджиб евнуху, – мне хочется немного развлечься. Пойдем-ка на базар и посмотрим, что там делается и что поделывает пирожник, у которого мы угощались и которому разбили голову. Он так радушно принял нас, а мы так дурно обошлись с ним.

– Слушаю и повинуюсь, – отвечал евнух.

Аджиб вышел с ним из палатки, так как инстинкт тянул его к отцу. Они вошли в город и прошли к пирожнику, стоявшему у дверей своей лавки. Это было около времени послеобеденной молитвы, и случилось как раз, что у него снова было сварено яблочное варенье. При виде Гассана сердце Аджиба так и забилось, и он увидал шрам, сделанный брошенным им камнем.

– Мир над тобою! – сказал он ему. – Знай, что сердце мое с тобой.

Бедр-Эд-Дин, увидав мальчика, тоже почувствовал к нему сильное влечение; сердце его замерло, и он поник головой, желая сказать что-нибудь, но не имел силы произнести ни слова. Наконец, подняв голову и взглянув на мальчика, нерешительно проговорил следующие стихи:

Свидания с возлюбленным моимЯ жаждал, но когда его увидел,То так смутился, что не мог ни словаСказать язык мой, и туманом очиОкутались; я головой поник,Почтенья, уваженья преисполнен,Желал я тщетно чувства скрыть мои,Я все-таки скрывать их был не в силах.Я приготовили жалоб целый ряд,Но при свидании все забыл до слова.

После этого он сказал им:

– Усладите мое сердце и покушайте моего угощения; клянусь Аллахом, что лишь только я увидал тебя, как сердце мое рванулось к тебе, и я пошел вслед за тобой, совершенно потеряв голову.

– Клянусь Аллахом, – отвечал Аджиб, – ты, вероятно, в самом деле любишь меня, и мы с тобой вместе ели, но все-таки если ты пойдешь вслед за нами и будешь позорить нас, то мы не станем есть у тебя. Поклянись нам, что ты не пойдешь за нами следом. Иначе мы к тебе больше не придем, хотя останемся здесь, в городе, целую неделю, так как дедушка мой будет покупать подарки для султана.

– Обязуюсь, – отвечал Бедр-Эд-Дин, – исполнить ваше желание.

Евнух и Аджиб вошли в лавку, и Бедр-Эд-Дин поставил перед ними соусники с яблочными вареньем.

– Садись есть с нами, – сказал ему Аджиб, – и да развеет Аллах наше горе.

Бедр-Эд-Дин был в восторге и угощался с ними, не спуская глаз с юноши, так как и сердце его и ум были заняты только им одним. Заметив это, Аджиб сказал ему:

– Ты точно влюблен в меня? Довольно! Перестань смотреть на меня.

Бедр-Эд-Дин извинился и стал предлагать лакомые кусочки Аджибу и евнуху. После этого он полил воды им на руки, снял с плеча своего шелковое полотенце и вытер их им. Затем обрызгал их розовой водой из бутылки, стоявшей у него в лавке, и, выйдя, вернулся с двумя чашками шербета, приготовленного с розовой водой и мускусом. Поставив шербет перед ними, сказал:

– Довершите ваши милости.

Аджиб, взяв одну чашку, выпил, а другую Гассан подал евнуху; и оба напились так, что желудки их были совершенно полны, – они насытились более обыкновения.

После этого они поспешили вернуться к себе в палатки, и Аджиб пошел к своей бабушке, матери своего отца Гассана Бедр-Эд-Дина. Она поцеловала его и спросила:

– Где же ты был?

– В городе, – отвечал он.

Она встала и принесла соусник с яблочным вареньем, которое случайно было недостаточно сладко, и сказала внуку:

– Садись со своим господином.

«Клянусь Аллахом, – подумал евнух, – мы есть больше не можем».

Но он все-таки сел, как сел и Аджиб. Хотя мальчик был сыт по горло, но все-таки взял кусочки хлеба и стал макать в варенье, и принялся есть. На сытый желудок варенье показалось ему очень невкусным, и он сказал:

– Какое противное варенье!

– Как, дитя мое, – возразила бабушка, – ты находишь стряпню мою невкусной? Ведь это варила я сама, и за исключением твоего отца Гассана Бедр-Эд-Дина никто не умеет варить его так, как я.

– Клянусь Аллахом, госпожа моя, – возразил Аджиб, – это варенье вовсе не хорошо сварено: мы только что видели в городе пирожника, у которого сварено такое варенье, что от одного запаха возбуждается желание поесть его; твое же варенье в сравнении с тем ничего не стоит.

Бабушка его, услыхав это, пришла в страшную ярость и, повернувшись к евнуху, сказала ему: