Я ушел и купил просторный хороший дом, а она перевезла в него все свое имущество, и все свои сокровища, и одежду, и редкости. Вот почему я лишен пальцев на руках и на ногах.

Султан же сказал:

– Это не так занимательно, как история горбуна. Нет, история горбуна занимательнее всех ваших историй, и потому все вы будете распяты.

Но тут впереди выступил еврей и, поцеловав прах, сказал:

– О царь веков! Я расскажу тебе историю, более удивительную, чем история горбуна.

– Ну, рассказывай, – проговорил царь.

И он начал таким образом:

Вот какая удивительная история случилась со мною, когда я был молод. Я жил в Дамаске, где учился и потом практиковал. Однажды за мною явился из дома губернатора мамелюк. Я тотчас же пошел с ним до самого губернаторского дома. Войдя в приемную, я увидал в конце ее алебастровое ложе, отделанное золотом, и на нем больного человека: он был еще молод, и мне не приходилось видеть такого привлекательного больного. Опустившись около его ложа, я прочел молитву о его выздоровлении, он же глазами сделал мне знак.

– Прежде всего, о господин мой, – сказал я ему, – протяни мне руку.

Он тотчас же протянул мне левую руку, что меня немало удивило, и я подумал: что за самомнение! Прописав ему лекарство, я продолжал десять дней посещать его, пока он не окреп. Затем он взял ванну, вымылся и выздоровел. Губернатор же подарил мне прекрасную почетную одежду и назначил меня главным смотрителем дамасского госпиталя^[131]. Но когда я пошел с ним в баню, очищенную от других посетителей только для нас одних, и слуги принесли простыни и сняли те, которыми он был обернут, то я увидал, что у него была отнята правая рука. Я не только удивился, но и пожалел его и, посмотрев на его тело, увидал на нем знаки от палочных ударов, что тоже немало удивило меня. Молодой же человек, обернувшись ко мне, сказал:

– О врач, не удивляйся тому, что ты видишь! Когда мы выйдем из бани, я расскажу тебе мою историю.

Когда мы вернулись домой, немного поели и отдохнули, он сказал мне:

– Хочешь немного развлечься во время ужина?

– Хочу, – отвечали я.

Он тотчас же приказал рабам перенести в столовую мебель, изжарить барашка и подать фруктов. Рабы в точности исполнили его приказание, и когда они принесли фрукты и мы поели их, я сказал:

– Ну, так рассказывай же свою историю.

– Ну, так слушай, о врач, – отвечал он, – рассказ о том, что со мной случилось. Я – один из уроженцев Эль-Мозиля. Мой дед с отцовской стороны оставил после себя десять человек сыновей, старшим из которых был мой отец. Все они выросли и женились, и у отца моего родился я, а у других девяти братьев ни у кого не было детей. Таким образом я рос среди своих дядей, сильно ко мне привязанных. Однажды уже взрослым я отправился с отцом в мечеть Эль-Мозиля. Это была пятница, и мы читали праздничные молитвы, затем народ вышел из мечети, и в ней остались только мой отец и дяди, сидевшие и разговаривавшие о чудесах различных стран и чудных по виду городов, пока кто-то не упомянул Египта.

– Путешественники уверяют, – сказал один из моих дядей, – что нет на свете прелестнее страны Египта с его Нилом.

– Кто не видал Каира, – прибавил мой отец, – тот не видал света. Почва в нем – чистое золото, Нил – чудеса, а женщины подобны черноглазым райским дивам. Дома в нем – настоящие дворцы, воздух умеренный, аромат превосходит запахи дерева алоэ и услаждает сердце. Да и может ли быть иначе, когда Каир есть метрополь всего света. Если бы вы видели по вечерами его сады, – продолжал он, – и косую тень, падающую от них, вы согласились бы, что это действительно чудо, и пришли бы в восторг.

Когда я услыхал это описание Египта, я стал думать только о нем, и после ухода по домам братьев отца я провел бессонную ночь, тоскуя по этой стране, и не мог ни есть, ни пить. Через несколько дней мои дяди стали собираться в путь сюда, и я со слезами просил отца отпустить меня с ними; он согласился, приготовил мне товаров, и я выехал; перед отъездом он сказал им:

– Не позволяйте ему вступать в Египет, а оставьте его в Дамаске, чтобы он продал там свои товары.

Я простился с отцом, и мы выехали из Эль-Мозиля, и поехали, не останавливаясь, до Алеппо, где остановились на несколько дней, чтобы отдохнуть, потом двинулись в Дамаск, оказавшийся чудным городом с деревьями, реками, птицами, точно рай земной со всевозможными фруктами. Мы остановились в одном из ханов, и дяди мои пробыли тут до тех пор, пока они не продали товаров и не купили новых. Они тоже продали и мои товары, получив на каждую серебряную монету по пяти. Я очень радовался, получив такой барыш. Оставив меня, дяди отправились в Египет, а я переехал в такой хорошенький каах, какой не описать и словом, и платил за него по два червонца в месяц.