— Посмотри на меня, — потянулся через стол и положил свою руку поверх ее. — Допустим, я исчезну. Отстану от тебя прямо сегодня. Что дальше? Вернёшься в ту квартиру? Будешь воровать щепки по вагонам метро и ждать заказа от какого-то мутного фиксера, рискуя собой почти за даром? Сколько лет уже барахтаешься в этом болоте? Ты не знаешь меня, но я хорошо знаю тебя. Знаю, что ты способна на большее. Если уж скользить по краю, то пусть это будет край крыши небоскреба, а не обшарпанной коробки в трущобах. И там, и там можно разбиться, но призы разные.

Ее рука была слегка прохладной. Казалась изящной, даже хрупкой, но под кожей ощущались плотные сплетения искусственных волокон.

Люси повернулась ко мне. Усталость и тяжесть прошлого давили на неё.

— Скажи, это все сон? — неожиданно спросила она. — Сейчас в глаза ударит свет и я проснусь в запертой камере под башней Арасаки?

Эта фраза будто затронуло что-то важное в моей памяти. Я даже на секунду словно выпал из реальности. Тоже тяжесть прошлого? Возможно. Но надо было возвращаться и продолжать говорить.

— Если это сон, то мы смотрим его вместе.

Банальная фраза, но иногда они нужны, чтобы заполнить тишину, которая смерти подобна.

Я вдруг ощутил, как Люси перехватила мою ладонь и сдавила. Не сказать, что больно, но ощутимо.

— Ребекка говорила, у парня в маске не было хрома, — произнесла девушка, словно бы с удивлением ощупывая мое запястье. — И правда. Почти ничего.

— У меня мало хрома, но этой штукой я могу творить чудеса, — произнес эту фразу, указав пальцем на свою голову. — И сейчас мне надо пойти и сотворить очень злое чудо с Фарадеем. Подождешь?

— Пни его за меня, — подмигнула девушка, откидываясь на диване. — Только недолго, ладно?

— Это будет быстро, — кивнул я.

Надо дать ей немного времени оправиться, а я пока закрою вопрос с фиксером.

Мне уже кажется, что наши с Люси отношения пошли по благоприятному сценарию, но смутная тревога терзала сердце. Так бывает, когда все складывается даже слишком хорошо. Однако я сделал всё, что мог. Теперь остается надеяться, что она не выкинет какую-нибудь глупость, попытавшись сбежать прямо сейчас. Тогда придется действовать жестче.

«Сон… Сон в запертой камере», — зачем-то мысленно повторил я, поднимаясь на третий этаж клуба.

По негласной злодейской традиции страшные пыточные камеры принято заводить в подвальных помещения. В них звукоизоляция лучше и атмосфера мрачнее. Однако у Дзётаро студия занимала третий этаж. Там уже во всю шло развлечение. Двое Когтей одетые в полупрозрачные, измазанные кровью защитные комбинезоны колдовали над одним из приспешников Фарадея. Он был прикован к медицинскому столу. Брюшная полость вспорота. Кишки, другие органы и какие детали имплантов — всё наружу. К голове было присоединены контакты для считывания ощущений. Когти приладили к какому-то портативному аккумулятору пару проводов, регулярно угощая внутренности мычащей в кляп жертвы разрядами тока.

Второго приспешника фиксера привязали к стулу рядом. К голове тоже подключено записывающее устройство. Лысый японец с красным визором вместо глаз не давал ему отворачиваться, трепал за уши и постоянно повторял:

— С тобой будет также, сучка. А может ещё хуже. Смотри, смотри, свинка.

Фарадея пока держали отдельно. Дзётаро с ним тоже хотел заснять брейн, а я не возражал. Мне только надо было переодеться в «сценический костюм». Я уединился в одной из жилых комнат. Там меня уже дожидалась сумка с моим любимым прикидом хладнокровного убийцы. Черная маска, того же цвета полностью закрытая одежда. Разве что брони сегодня не надевал.

Слова Люси про сон в запертой камере и вид студии Дзётаро пробудили в памяти первой жизни такие строки под тоскливые ноты пианино:

'Я уснула в камере пыток,

Где на стенах тиски и клещи,

Среди старых кошмаров забытых,

Мне снились странные вещи.

Заглушала музыка крики,

Столько памяти в каждом слове,

Я уснула в камере пыток,

На полу, в луже чей-то крови'.

Это оно? То, что я пытался вспомнить? Не уверен. Я переоделся и зашёл в комнату, где своей участи ожидал Фарадей, прикованный к металлическому креслу. Он уже пришел в себя, но говорить ему мешал кляп, заклеенный скотчем. Фиксер смотрелся жалко. Лицо в кровоподтеках, седые волосы взлохмачены, костюм помят. Весь лоск выбили из гада.

«Сон в запертой…»

И тут я вспомнил. Это была всего лишь цитата из сериала. В первой жизни я смотрел его несколько раз и хорошо запомнил один фрагмент. Металлическим голосом, измененным устройством под маской, черный человек заговорил, склонившись над обреченной жертвой:

— Сейчас в последний момент, постарайся взглянуть на вещи иначе и поймёшь, вся твоя жизнь, вся любовь, ненависть, память и боль — всё это одно и то же. Один долгий сон. Сон, который ты видел в запертой комнате, — я постучал пальцем в черной перчатке по черепу фиксера. — Сон о том, что ты был человеком. И как бывает во многих снах… — я распрямился и указал теперь на себя. — … в конце появляется монстр.