В уютном районе, где я вырос, рядами стояли теплицы. Не всякое зло происходит в подвале. Иногда, чтобы добраться до воды, копать приходится довольно глубоко. Глубина как раз достаточная, чтобы оборудовать специальную комнату, где ваши крики никто не услышит, а солнце из теплицы никогда до вас не доберется.

Запах грязи и удобрений всегда вызывает теплые воспоминания о моем втором доме. За эти годы у моих надзирателей было много детей. Иногда целых пятеро детей одновременно делили сырую темную комнату. Наверное, поэтому я не возражал против одиночного заключения. Я не люблю быть в толпе, окруженный людьми. Мы были злой Семейкой Брейди11. У нас были мать и отец, и правила.

Правила были крайне важны.

Правила были подкреплены страхом.

Правила так глубоко укоренились, врезались в мой мозг, что после первого года в неволе мой юный ум поверил, что они правят миром. Так оно и работало: вот почему вообще существовала жизнь на земле. Чтобы служить этим правилам и моим правителям.

У каждого ребенка была цель. И никто не нарушал правил. Мои похитители не были неразумными деревенщинами или работягами. Они были умны, хитры и искусны в манипуляциях.

Я полагаю, именно там я всему научился.

Для меня манипуляции — вторая натура. Лондон достаточно легко это поняла. Я помню тот первый проблеск страха в ее глазах — момент, когда она спросила, кто все контролирует.

У нее есть сила, но она все еще боится потерять контроль. Этот страх потери.

Страх. Страх. Страх. Он заставляет мир вращаться.

Когда я иду дальше в центр города, туда, где блики заходящего солнца отражаются от зданий, а шум скрывает мое присутствие, я двигаюсь вдоль затененных городских линий. Эти темные закоулки есть в каждом городе. Они делают меня невидимым. Я просто еще один человек, идущий по улице.

Я накидываю капюшон куртки на голову. Смотрю на тротуар, пока иду к входу в бар, мой пульс хаотично бьется, ускоряя кровь в венах. Это чувство сильнее страсти к охоте.

Каждый день, когда я появляюсь на улице, может стать днем, когда он найдет меня.

Специальный агент Нельсон объявил о своем присутствии, вновь обещая схватить Ангела штата Мэн. По крайней мере, так утверждается в кратком выпуске новостей. После того, как в местном отделе ФБР произошла утечка и все узнали об обнаруженном ДНК, властям пришлось сделать официальное заявление.

По пятам за Нельсоном следует детектив Фостер, возникая, везде, куда направляется агент. Фостера немного сложнее отследить, поскольку он не появляется в СМИ с такой же частотой, как ФБР.

Я толкаю двери «Убежища», бара, который часто посещает Лоусон. Трудно не чувствовать себя непобедимым, когда все сотрудники правоохранительных органов штата Мэн ищут тебя. Вот он я, мальчики. Идите и схватите меня.

Но здесь нет копов. Только группа шумных ребят из колледжа, две проститутки, несколько бородатых байкеров в коже и одинокий бармен. Несколько бездомных крутятся у бара, тоже стремясь сбежать от своей повседневной жизни.

Эклектичная смесь сломленного, забитого и скучающего. Толпа, в которой легко остаться незамеченным. Именно здесь наша цель появляется каждую ночь, сбрасывая утомительные дни, как омертвевшую кожу.

Я нахожу место в кабинке в дальнем углу. Отсюда я могу видеть вход, бар, толпу и туалет. Заказываю пиво у единственной официантки.

— Конечно, малыш, — говорит она в надежде получить чаевые побольше, после чего уходит. Но ее остекленевшие, пустые глаза показывают, что она не испытывает ко мне никакого сексуального интереса.

Однако шумные парни из колледжа не так восприимчивы, и один из них хлопает ее по заднице, когда она проходит мимо их столика, зарабатывая неистовый смех друзей.

Она игнорирует их с отработанной апатией женщины, которая видела слишком много в свои годы. Я знаю этот тип. Ее жизнь полна никотина. Каждое достижение окрашено желтым оттенком разочарования.

Сцена вызывает воспоминания о моей матери.

Ее пустые голубые глаза, остекленевшие и отстраненные. Толстая рука отчима ударяет по ее бледной щеке. Это не плохое воспоминание. Просто воспоминание. Как и любое другое воспоминание из моего детства. Все они были похожи.

Она возвращается с моей выпивкой, и на этот раз я киваю ей с сочувствием. Я уверен, что у нашего прошлого есть кое-что общее. Судя по потемневшей коже под ее глазом, которая плохо скрыта косметикой, я делаю вывод, что у нее с моей матерью больше, чем одна общая черта.

Я потягиваю пиво. Я не часто пью — мне не нравится ощущение потери контроля. Но было бы слишком подозрительно сидеть здесь без напитка в руке?

Вот мой отец был пьяницей. Старик мог уговорить две бутылки виски за ночь. В конечном итоге это и отправило его в могилу. Болезнь печени. Кислый запах виски все еще вызывает у меня тошноту. Единственное воспоминание из детства, которое оказало на меня прямое и глубокое воздействие. Хотя я подозреваю, что Лондон категорически с этим не согласится.