Он не шевелится и не говорит ни слова. Возможно, он умнее, чем среднестатистический бюджетник.

— Подумай о бабушке и бейсболе, — говорю я и закрываю дверь.

Я еще ненадолго остаюсь у дверей, просто чтобы убедиться. Лоусон молчит и я пересекаю парковку.

Может быть, я становлюсь мягче. До встречи с Лондон я бы не оставил Лоусона в живых.

Я понимаю, что такое любовь: эмоция, чувство. Это химические вещества в мозге — те же химические вещества, которые определяют личность и расстройства. В определенном возрасте изменить то, кем мы являемся и как мы себя ведем, практически невозможно.

Но если происходит что-то значительное — изменение химии, впервые испытываемые эмоции — повлияет ли это на химический состав мозга? Изменило бы это человека, его расстройство?

Люди выходят из комы. Люди, которые никогда не прибегали к насилию, внезапно совершают убийство. А психопаты впервые испытывают любовь.

Куда, черт возьми, катится этот мир?

Полагаю, эти вопросы нужно задать психологу.

К счастью, я знаю одного. И очень близко.

ЗАВИСИМОСТЬ

ЛОНДОН

Гудение аквариума заполняет мой офис. Отсутствие шума из зала ожидания делает обычно незаметный звук оглушающим в слишком тихой комнате. Я откидываюсь в кресло, закрываю глаза, позволяя жужжанию успокоить разум. Пациенты ушли. День закончен.

После напряженного утра я успешно сбежала от офицеров, присланных агентом Нельсоном, чтобы встретить меня в аэропорту. Два агента ФБР, которые иногда его сопровождают. Я знаю, они всегда наблюдают. Они перешли от попыток быть вежливо незаметными к абсолютной назойливости. Они зависают в вестибюле здания, возле стойки регистрации. Один даже пытался сегодня разбить лагерь в моем офисе.

К счастью, агентов вызвали в Рокленд для более важных дел, чем защищать меня. Судя по всему, в бюджет ФБР не включены расходы на «нянек». Кроме того, их расходы так урезали, что агент Нельсон вынужден возвращаться в штат Мэн на машине, а не на самолете. Это может быть моим единственным шансом связаться с Грейсоном.

Возможно, в этом и был замысел агента Нельсона. После того, что произошло между нами, в Холлоузе, я мало верю, что он хоть сколько-то мне доверяет. Так что есть шанс, что его милые агенты все еще прячутся и наблюдают.

Я могу пойти сейчас. Прямо сейчас. Замаскироваться как в «Синем клевере». Надеюсь, что Грейсон почувствует мою потребность…

Или я могла бы быть терпеливой. Поверить, что мы с Грейсоном все еще работаем в тандеме.

Но так ли это?

С тех пор, как я узнала о Лидии, на меня, словно прозрачная вуаль, опустилась своего рода отчужденность, чувство отстраненности от Грейсона, которое меня пугает. Чем больше я думаю о девушке — о женщине — которой я могла бы быть, тем больше я позволяю себе видеть ее глазами и чувствовать ее сердцем.

Я очарована, и я напугана.

Я до боли затягиваю нитку вокруг указательного пальца. Это снимает часть давления в голове, и я качаюсь на стуле назад и вперед, глядя в окно с видом на центр города.

Прежде чем я смогу приступить к осуществлению своего плана, мне нужно подтверждение. Это разумно. Я не какая-то влюбленная девчонка, переживающая из-за паузы в общении с парнем. Я страдаю от ломки. Как и любой наркотик, вожделение-секс-любовь закачивает в мозг эндорфины. И когда эти эндорфины поступают реже, желание может быть таким же сильным, как тяга к дозе героина.

Я пристрастилась к Грейсону и к тому, как он заставляет меня чувствовать.

И все же так же сильно я его боюсь.

Это нездорово, но нет такого понятия, как «здоровые отношения». Любое взаимодействие с другим человеком, которое изменяет химические вещества в мозгу, будет рискованным. Когда мы состоим в романтических отношениях, наше поведение меняется. Это научно доказано.

Любовь — та всепоглощающая любовь, о которой сочиняют сонеты, — это недолговечное чувство.

Такую любовь невозможно поддерживать. Это дикое и страстное чувство, которое пожирает вас, как лесной пожар, пылает все сильнее и бушует, пока не наступает момент, когда единственное, что ему остается — это угаснуть. Таковы мы с Грейсоном: лесной пожар. Мы будем жечь друг друга, пока наши ресурсы не иссякнут.

Такая любовь также ослепляет.

До Грейсона доверие было образной идеей. Достигаемой только в том случае, если человек ослеплен эмоциями. Вы не можете подвергать сомнению то, чего не видите — то, о существовании чего не знаете.

Я кладу ниточку в карман и поворачиваюсь к столу. Решение принято. Я беру трубку офисного телефона, чтобы перезвонить в ответ на сообщение Лейси, отправленное несколько часов назад.

Доверие.