Я насыпаю корм в аквариум и запираю офис. По дороге домой передо мной проносятся кадры из видео, я на автомате следую к квартире.

Если у обвинения в Нью-Касле есть это видео, то любые показания, которые я могу предоставить, не будут иметь значения. После просмотра такой мучительной и ужасной смерти — независимо от того, что совершила жертва — любое жюри присяжных признает Грейсона виновным. Его действия предумышленными.

Это безнадежный случай.

ПСИХОПАТИЯ

ЛОНДОН

Я настраиваю видеокамеру, направляя на лицо Грейсона.

— Скажите, о чем вы думаете.

Когда он ничего не отвечает, я разворачиваюсь и ухожу из обзора камеры.

— Мы собираемся попробовать кое-что новое, — говорю я. — Я не собираюсь задавать вопросы. Просто хочу, чтобы вы говорили о том, что у вас на уме.

Он проводит ладонями по макушке. У него стали отрастать волосы. Я приказала сотрудникам тюрьмы не брить ему голову, пока он не закончит терапию. Я хочу посмотреть, как повлияет исчезновение шрамов на его поведение в целом и отношение ко мне.

Он до сих пор не рассказал, откуда они появились, и есть ли у него еще. Судя по термобелью с длинными рукавами, которое он предпочитал носить под комбинезоном, несмотря на не по сезону теплую погоду, я могу с уверенностью предположить, что шрамов больше.

Есть много способов скрыть их — как физические шрамы, так и эмоциональные. Физические замаскировать достаточно легко. Знаю это по опыту. Гораздо больше меня интересуют его эмоциональные раны — те, которые, вероятно, привели к расстройству.

— Сегодня я получу официальный диагноз, док? — сегодня утром у Грейсона сильный акцент, голос усталый.

После первого месяца я увеличила количество сеансов до трех в неделю. Чем раньше я определю план лечения Грейсона, тем скорее смогу вернуться к другим пациентам. Я боюсь, что некоторые могут начать страдать от моего пренебрежения, но лучше сосредоточить все внимание на Грейсоне, а не рисковать своим психическим здоровьем, отвлекаясь.

До суда осталось меньше двух месяцев, поэтому я мало что могу предложить стороне защиты. Я должна прекратить сеансы… но я ненасытна. Конечно, серийный убийца, приговоренный к смертной казни, и СМИ, пристально следящие за ходом дела, вызывают особый интерес, но здесь нечто большее.

У него есть ответы.

До того, как видеозаписи обнаружили, он легко адаптировался в обществе. У него была постоянная работа. Романтические отношения. Ничего серьезного, но он выглядел как нормальный взрослый мужчина. Он удовлетворял свои садистские потребности и импульсы, не отнимая у них жизни. Не своими руками — он заставлял своих жертв убивать за него.

У него есть ответы, но он держит их при себе.

Я скрещиваю руки на груди. После месяца интенсивных разговоров я все еще не хочу наклеивать на него ярлык.

— Если я поставлю диагноз, что-то изменится?

Он цокает, качая головой.

— Вы задали вопрос.

Я сохраняю строгое выражение лица. В последнее время я слишком сильно наслаждаюсь своей работой. Между нами установилось некое подобие непринужденности, отчего он мог позволить себе подтрунивать надо мной.

Очарование Грейсона обезоруживает. Еще одна уловка. Суть его личности. Но это ерунда, только верхушка айсберга. Я хочу копнуть глубже. Даже если мне придется долбить лед.

— Больше не буду. Можешь начать с чего тебе угодно.

— Что вы хотите узнать больше всего?

Затаив дыхание, я понимаю, как сильно хочу задать ему один конкретный вопрос. Его взгляд скользит по моему телу, медленно и напряженно. Если бы я не изучала его так внимательно, то могла бы предположить, что взгляд имеет сексуальный подтекст, но именно так Грейсон читает людей. Он дает им немного того, чего они хотят, чтобы проанализировать их реакцию.

Он делает это так интуитивно, что я не могу расслабиться, мне приходится постоянно контролировать свои микровыражения. Когда я постоянно переключаю его внимание с себя и снова на него, это похоже на партию в настольном теннисе.

— Как насчет того, чтобы начать с твоей работы? — предлагаю я.

Он выглядит безразличным к моему выбору темы, но мне нужно только, чтобы он расслабился. Цель этого сеанса — записать выражение его лица. Мне нужно базовое выражение комфорта для сравнения эмоциональных сигналов. По мере того, как мы углубимся в его терапию, мне нужно будет читать его так же легко, как он читает меня.

Кандалы стучат по деревянному полу, когда он садится поудобнее.

— Я работал руками, — просто заявляет он.

Я усилием воли останавливаю себя от того, чтобы попросить его уточнить.