Чтобы избежать свидетелей я использую туалет в близлежащем парке, чтобы переодеться в обычную уличную одежду. Потом выбрасываю украденную форму в мусорное ведро. Я на пятнадцать минут опоздал на автобус до Портленда. Это рискованно, но я ловлю такси вместо того, чтобы стоять полчаса на остановке в городе, где мое лицо показывают в каждом телевизоре.

Пластиковая перегородка между мной и водителем вызывает плохие ассоциации. Это напоминает тот день, когда полиция ворвалась в мою квартиру с ордером на обыск и затащила меня в патрульную машину. Хорошие времена.

По привычке я тут и там подмечаю мелкие подробности из жизни водителя.

В удостоверении говорится, что ему двадцать три года. В козырьке у него есть фотография молодой женщины. На заставке мобильного стоит фото той же девушки. Он уже пропустил три звонка от Скайлер, сразу отправляя ее на голосовую почту. Я смотрю в зеркало заднего вида и замечаю темные круги под глазами. Он слишком молод, чтобы испытывать столько стресса.

Присмотревшись, я мельком замечаю визитку на передней панели. На карточке красуются слова: акушер-гинеколог.

Скоро у водителя начнется новая жизнь, и, как и большинство из нас, он борется с переменами.

Будучи украденными детьми, мы с Лондон никогда не знали своих корней. Они были вырваны злыми монстрами. Похитителями невиновности. Наши драгоценные первые мгновения в этом мире испорчены, стерты.

В отличие от Лондон, у меня есть некоторые воспоминания из моей предыдущей жизни. Полагаю, в некотором роде это меня отличает — не уникальность, а скорее акклиматизация. Не то чтобы рожденный для этого мира, а скорее адаптировавшийся.

«Мы родились не в тот день, когда сделали первый вдох. Мы родились в тот момент, когда украли его».

Я сказал это Лондон, и правда этого утверждения до сих пор не дает мне покоя, как и ее темно-золотые глаза.

Лондон копается в моем прошлом.

Так же, как я склонен подмечать подробности из жизни водителя по вещам в машине, в офисе Лондон есть подсказки к разгадке ее тайных поисков. История запросов в криминалистическую лабораторию. Поиск в браузере моего родного города. Генеалогический отчет.

Я мог бы предположить, что Лондон как психологу необходимо изучить и понять мое происхождение, но в основном она просто любопытствует. Шрамы на моем теле для нее как дорожная карта — и ей нужно пройти по этим дорогам до моего рождения. Узнать, какое событие породило такое чудовище.

В каком-то смысле мы оба были жертвами. Потеря, которую мы понесли, не физическая, но смерть нас самих. Наша личность травмирована. Мы вынуждены восстанавливать нашу психику, собирая ее из отколотых и поврежденных фрагментов.

Но в процессе мы обрели кое-что еще.

Знание.

Вы когда-нибудь получали подарок только для того, чтобы разочароваться после того, как сорвали блестящую оберточную бумагу и обнаружили, что внутри? Что, если бы вам больше никогда больше не пришлось испытать это разочарование. Всегда понимать внутреннюю природу вещь, как все работает и чего ожидать от других.

Звучит заманчиво. Хотя, есть подвох. Вам никогда не придется разочаровываться, но и никогда удивляться. Тот краткий момент изумления, когда вы получаете что-то неожиданное.

Люди живут ради этого дерьма.

За всю мою жизнь Лондон была единственным сюрпризом.

Я сорвал оберточную бумагу и заглянул внутрь, имея лишь смутное представление о содержимом… а она оказалась чем-то намного большим, чем я ожидал.

Она — блестящий подарок, который я даже не мечтал получить.

Я отчаянно боюсь сломать ее.

Лондон нужно перестать копать.

Напрягшись, я смотрю в боковое зеркало, где отражаются фары машин. Синий седан следует за нами с тех пор, как мы выехали из центра.

— Высадите меня здесь, — говорю я водителю.

Он с недоумением смотрит на меня в зеркало.

— Я не могу здесь останавливаться.

— Подъезжай сюда, — говорю я, теряя терпение. Я просовываю пятьдесят долларов через решетку в перегородке.

— Хорошо, чувак. Как скажешь.

Мы останавливаемся на обочине шоссе, и я смотрю, как мимо нас проезжает синий седан. Выйдя из такси, даю знак водителю опустить окно.

— Женись на девушке и найди работу получше. Глупо задумываться над тем, кем быть — отцом или таксистом.

Его глаза в тревоге расширяются, но я хлопаю такси по крыше и ухожу, прежде чем он находит слова, чтобы возразить мне. Что я могу сказать? В глубине души я довольно хороший парень.

Двигаясь на восток, я пересекаю следующее шоссе. Я останавливаюсь на середине и жду. Заметив, что седан разворачивается, я ругаюсь.

Я мог сбежать, скрыться от загадочного незнакомца, но мне любопытно. На шоссе не видно ни одной машины с мигающими синими и красными огнями. Если бы на меня кто-то донес, к этому моменту повсюду бы уже были копы.