Я делаю шаг вперед, поднимаю подбородок.

— Здравствуйте. Меня зовут… — Я останавливаю себя, чтобы не произнести по привычке свое имя. — … Сэди Бондс. Я работаю в американских правоохранительных органах…

Она усмехается.

— Да, я это вижу. Что вам надо в такую рань, черт возьми?

В тусклом свете я с трудом различаю ее лицо, но она одета в бледно-розовый халат, ее волосы с проседью собраны в беспорядочный пучок. Она с усилием пытается успокоить черного лабрадора и, наконец, хлопает в ладоши, чтобы отправить скулящую собаку обратно внутрь.

Я засовываю руки в карманы, холодное утро и нервозность заставляют меня дрожать.

— Ребекка Салливан?

— Ради всего святого, — бормочет она, закрывая дверь. Когда она поднимает глаза, я могу ясно различить белый шрам вдоль щеки. Она быстро склоняет голову, чтобы закрыть лицо волосами. — Я думала, что вы давно оставили это дело. Его здесь нет. Давно не имел ничего общего со своей матерью. — Она снова усмехается. — Чертовски дольше, чем «давно».

Мои плечи опускаются, напряжение оставляет меня. Это не мать Грейсона.

— Простите, что побеспокоила вас, мэм.

— Подождите-ка, — она запахивает халат и туго затягивает пояс. — Что вы вообще хотели от Бекки?

Она не его мать, но знает, где она.

— У меня есть вопросы. То, что знает только она, что могло бы помочь властям…

— Вы не получите никаких ответов от Бекки, говорю вам. С таким же успехом можете возвращаться в Штаты. Мальчик больше сюда не приедет. Не после того, что с ним сделали.

Я прищуриваюсь, пытаясь уследить за ее быстрым потоком слов с акцентом.

— Вы знаете, где я могу найти Ребекку?

Она машет рукой в воздухе.

— Она слетела с катушек. — Когда я поднимаю бровь, она уточняет. — Бекки в сумасшедшем доме. И скатертью дорога.

Как выяснилось, женщина, в настоящее время проживающая в доме Ребекки, была ее единственной живой родственницей, которая заботилась о ней до тех пор, пока не перестало поступать пособие по инвалидности. Насколько я поняла, Бекки стала обузой, и сестра позволила больнице ее забрать. «И скатертью ей дорога» были ее последние слова перед тем, как она захлопнула дверь перед моим носом.

Еще один час отважного вождения, и я въезжаю в «Мидоу Хэлс Сервис», психиатрическую лечебницу на окраине Дублина. Я объезжаю парковку, пока не нахожу место, а затем пытаюсь найти в интернете отделение, в которое мне следует обратиться.

Согласно информации на сайте, лечебница еще не открылась. У меня вырывается разочарованное проклятие. Я поспала в самолете, и сейчас была слишком взвинчена и выбита из колеи, чтобы отдохнуть. Какого черта я здесь делаю…

Следующий час я провожу за чтением новостей в Интернете, и когда захожу на сайт местной газеты, мое сердце сжимается. ФБР получило ордер на обыск моего офиса. В отчете говорится, что агент Нельсон возглавил поиски.

Никто и не сомневался.

Я оставила тебе сюрприз, Нельсон.

Теперь я задаюсь вопросом, не была ли его забота о моей безопасности связана с тем, что он хотел убрать меня с дороги.

Я отправляю сообщения Лейси и Янгу, прося убедиться, чтобы хотя бы один из них присутствовал во время обыска. Когда ни один из них не отвечает, меня охватывает чувство тревоги, но потом я вспоминаю о разнице во времени. Дерьмо. Я отправляю еще одно сообщение с просьбой удостовериться, что ФБР не лезет в файлы моих пациентов.

Я с трудом втягиваю воздух в легкие.

Кассеты пусты.

Но беспокойство все равно не покидает меня полностью. Это не первый раз, когда я обманываю себя ложным чувством безопасности. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что кто-то другой, а не Нельсон, обнаружит мой тайник за картиной Дали. Но все, что там есть, не может быть использовано в качестве улик. Единственное в чем меня можно обвинить, это в чрезмерной навязчивой привязанности к пациенту.

Я была осторожна, обставляя сцену.

Я слышу хлопок дверцы машины, и это привлекает мое внимание. Подняв голову, я замечаю мужчину, идущего к учреждению. Я быстро кладу телефон в карман и беру ключи. Выйдя из машины, я следую за мужчиной ко входу в здание.

— Извините, — говорю я, бегом нагоняя его.

Он оборачивается, холодный ветерок ерошит тонкие белые волосы.

— Да? Как я могу вам помочь?

— Вы американец. — Это звучит как обвинение, и мужчина улыбается.

— Так и есть. Вы заблудились?

— Нет, извините, — говорю я, собираясь с мыслями. — Я здесь, чтобы навестить пациента.

Его улыбка становится все тоньше.

— Посещения разрешены с девяти.

Он поворачивается, чтобы уйти, и я пытаюсь снова.

— Прошу прощения, но я здесь ненадолго… и мне очень важно увидеть этого пациента. Не могли бы вы хотя бы подсказать мне, с кем поговорить, мистер…?