— Время вышло, доктор, — кричит охранник.

Лондон движется быстро. Она бросается к камере и проталкивает шарф сквозь решетку.

— Он заберет меня, — шепчет она. — Позволь ему забрать меня.

Я хватаю шарф и пытаюсь дотронуться до ее руки, отчаяние накрывает меня, когда ее оттаскивают.

— Отпусти ее!

Два охранника прижимают Лондон к стене, давая мне достаточно времени, чтобы засунуть ключ в рукав — как дешевый фокус.

— Брось его, Салливан, — приказывает офицер.

Я отпускаю тонкий материал. Шарф беззвучно опускается на цементный пол.

— Отойди, — приказывает он мне.

Пока охрана выпроваживает Лондон, я не свожу с нее взгляда, пока она не пропадает из вида. Пока она не исчезает в коридоре. Я подхожу к задней стене камеры, полицейский отпирает дверь и забирает шарф.

— Гребаные фанатки, — бормочет он, осматривая его. Затем нюхает. — Хотя пахнет хорошо. Ты заполучил горячего доктора, Салливан. Я сохраню его. — Он насмехается надо мной, и я ему позволяю.

Как только они уходят, я устраиваюсь в углу. Провожу подушечкой большого пальца по зубцам ключа. Предвкушение заставляет меня улыбнуться. Я жду, пока все не затихает, чтобы начать подпиливать зубцы ключа, используя край стальной раковины.

Меньше, чем через два часа приедет бронированный грузовик с небольшой армией, чтобы перевести меня в колонию. Они не торопятся, проводят соответствующие приготовления. Чтобы убедиться, что у меня нет шанса на побег.

А затем Нельсон схватит ее.

Единственный шанс Лондон — что Нельсон побоится прикоснуться к ней.

Я работаю над ключом, пот обжигает глаза. Мне это нравится.

Когда наступит время, я уйду. И удостоверяюсь, что по пути нанесу достаточно урона, чтобы Нельсон знал, что я жажду крови.

ГДЕ-ТО МЕЖДУ

ЛОНДОН: МЕСЯЦ СПУСТЯ

Правила ведения психологической войны у всех разные. Насколько далеко кто-то зайдет, чтобы деморализовать своего противника и доминировать над ним, зависит от его убеждений. От желания и потребности победить… И заставить врага страдать.

Когда в крови пульсирует жажда насилия, желание убивать становится неотъемлемой частью тебя. Это сокровенное и неуправляемое чувство — словно любовник, одержимый только одним чувством, одним стремлением, который не остановится ни перед чем не ради победы.

Для Грейсона и меня эти границы размыты больше, чем у остальных. Мы можем так же легко совершить убийство, как и заняться любовью. И то и другое доставляет нам высшее наслаждение и чувство обладания другим.

Любовь и убийство. И то и другое подпитывает одна эмоция.

— Доктор Нобл? Вы меня слышали?

Я поднимаю взгляд и заправляю прядь волос за ухо. Надзиратель Маркс стоит передо мной во всей своей долговязой пугающей славе.

— Да. Мне жаль. Я просто подумала, что мы совершили полный цикл.

Он усмехается.

— Так и есть. Спасибо вам за это. — Он показывает файл с моей последней оценкой пациента для исправительного учреждения Котсуорт. — Я знаю, что сказать, что последние несколько месяцев были для вас нелегкими, — это явное преуменьшение…

Я натянуто улыбаюсь.

— …Но вы выполнили свои обязательства перед учреждением, — говорит он. — Я счастлив отпустить вас раньше срока. — Он делает шаг к лифту и останавливается. — Кстати, куда вы теперь?

Я оглядываю пол, заставленный наполовину заполненными коробками.

— Возьму отпуск на несколько недель, а затем у меня планы на западном побережье.

Надзиратель торжественно кивает.

— Смена обстановки — это хорошо. Что ж, удачи, Лондон.

Я провожаю надзирателя Маркса, затем даю Лейси выходной. Теперь, когда обязательства перед Котсуортом выполнены, а мои клиенты получили другого психолога, мне остается только собирать вещи

— Ты уверена, что тебе не нужна помощь? — Спрашивает Лейси, хватая сумку.

Я со вздохом качаю головой.

— Осталось немного, так что я справлюсь. Займусь дипломом. Больше никаких отговорок. — Я строго смотрю на нее, затем улыбаюсь.

Когда этаж пустеет, я наслаждаюсь тишиной, не торопясь собирать вещи.

Любая нормальная, здравомыслящая женщина может бояться оставаться одна в месте, где недавно на нее напал ненормальный агент ФБР, но мое сомнительное здравомыслие — не та причина, по которой я решаюсь испытать судьбу.

Все дело в скуке.

Прошло почти четыре недели с тех пор, как я в последний раз видела агента Нельсона, и каждый день я думаю, не придет ли он за мной сегодня. Ожидание… незнание… это невыносимо.

Я бы предпочла, чтобы он выпрыгнул на меня из-за темного угла, чем продолжать жить в этой болезненной неопределенности.

Я бросаю коробку на стол и начинаю очищать полки.