— Оставайся здесь. — Он смотрит на меня.

Я наклоняю голову, чтобы козырек не мешал выглянуть в окно. Нас окружают лесные пейзажи. А посреди густых деревьев на фоне ночного горизонта стоит большой дом в современном стиле.

Если он привез меня в дом, значит, никто не знает, что он существует. У большинства моих пациентов были скрытые убежища. Вторые дома. Трейлеры. Склады. Это было их логово для убийства. Секретное место, куда они привозили своих жертв.

Я замираю от паники. Настоящей паники. По мере того, как осознаю реальность ситуации.

Грейсон привез меня в свое логово.

Что я наделала.

Я чувствую, как трудно дышать, когда он лезет в карман и вытаскивает связку ключей.

— Помнишь, во время сеанса я говорил, как мне нравится решать головоломки. Есть что-то приятное в том, чтобы собрать кусочки вместе. Я собирал их всю свою жизнь, ища тот, который положит конец моим страданиям. Ты была паззлом, Лондон. И как только я тебя увидел, то уже не мог не начать складывать кусочки. Ты создала в моей жизни неизвестную переменную, которую я должен был расшифровать. Ты была ключом.

— Ключом к чему?

Он не отвечает. Вместо этого он подходит, чтобы открыть наручники.

— Ключ к чему, Грейсон? Боже, ты понимаешь, как безумно это звучит? Я бы никогда не поставил тебе диагноз «шизофренник», но ты заставляешь меня усомниться в моих способностях как психолога.

Он удерживает мои запястья вместе. Кожа болит, крепкая хватка сковывает мои руки. Его лицо оказывается так близко к моему, что я задерживаю дыхание.

— Ты забываешь, что я попробовал тебя, — говорит он, его слова горячим шепотом обжигают мои губы. — Я был внутри тебя. Я чувствовал твои отчаяние и тоску. Боль, которую ты переживаешь, не физическая. Ты умираешь из-за наказания, которое не получала, но знаешь, что заслуживаешь его.

Я моргаю. Сердце сжимается в груди.

— Я хочу уйти. Сейчас же. Прямо сейчас, Грейсон. Отпусти меня.

Он кладет ладонь мне на щеку.

— Господи, какая ты красивая. — Затем его губы пробуют мои. Сначала медленно и неуверенно, затем все глубже он целует меня, и я приветствую это. Наши движения становятся неистовыми, когда я вкладываю все эмоции в поцелуй, умоляя его. Когда он разрывает поцелуй, я снова говорю. — Пожалуйста, отпусти меня.

Он облизывает губы, скользя взглядом по моему лицу.

— Не выйдет, док. Ты была очень, очень плохой девочкой.

Он тянет меня через сиденья. Я пинаю дверь босыми ногами, борясь с ним. Тишину ночи нарушают крики.

Когда он вытаскивает меня из машины, слышны лишь мои безумные мольбы, гуляющие среди сосен.

ТЕСТ

ГРЕЙСОН

Большинство из нас преследует страх перед неизвестным. Даже Лондон, с ее знаниями и умениями бросать вызов разуму, умирает от ужаса от того, что не знает, что ее ждет на другой стороне. Ее тело дрожит. Адреналин поступает в организм. Мое прикосновение стало для нее злонамеренным действием, а не утешением.

Я провожу пальцем по ее волосам, пытаясь успокоить ее. Ей нужно быть спокойной, чтобы приступить к следующей части.

Землистый запах леса смешивается с ее слабым запахом сирени, и это кажется правильным. Как будто она принадлежит этому месту. Как будто она дома.

— А сейчас я должен тебя приковать, — говорю я ей.

Она пытается сопротивляться, но мышцы ослабли. Энергия почти иссякла. Тело истощено и измучено. Если она позволит, это может стать для нее переломным моментом.

Она расслабляется напротив меня.

— Грейсон, пожалуйста. Я просто хочу зайти внутрь. Я голодна и обезвожена. Я вся в грязи. Я знаю, что ты не хочешь этого делать. Ты можешь сопротивляться этим желаниям. Ты не хочешь сделать мне больно.

Я прижимаюсь губами к ее макушке.

— Дело не только в твоем наказании. — А еще и в моем. — Как ты думаешь, почему единственный человек, к которому я испытываю чувства, оказался нарциссическим социопатом?

— Пожалуйста, — шепчет она.

Я качаю головой, отрывая ее от груди.

— Нам обоим нужно кое-что выяснить, Лондон. И существует только один способ это сделать.

Ее запястья в грязи и синяках. Под цепями виднеются темно-красные кольца засохшей крови. Я тащу ее к тонкой сосне и обвязываю цепь вокруг ствола. Ее хныканье начинает меня беспокоить.

— Ты не какая-то слабая несчастная жертва. Ты знаешь, почему ты здесь.

Она издает крик. Это крик разочарования, а не страха. Она плечом отбрасывает со лба спутанную челку.

— Когда я освобожусь… — она замолкает, в ее тоне ясно слышна угроза.

Я беру лопату и смотрю на нее.