Я открываю рот, чтобы заговорить, но стыд пронзает меня, и слова ускользают из меня. Поэтому вместо этого я киваю и смотрю в землю.

— Ублюдок приставлял пистолет к ее спине, когда я нашел их, — выплевывает Хантер, снова привлекая мое внимание к ним, и лицо Рори становится гневным.

— Он прикасался к тебе? — Спрашивает меня Рори, не сводя с меня глаз. Я стою неподвижно, но он, должно быть, видит унижение на моем лице, потому что сжимает кулаки. — О, он мой.

— Шай, — говорю я Мейеру, пытаясь изменить фокус всей этой ситуации. Он хмурит брови, как будто не понимает, о чем я говорю. — Она… она не в лучшем состоянии. Она в шкафу.

— Ты справишься с этим? — Хантер спрашивает Рори, который кивает. — Я заберу Шаю.

Мейер кивает, облегчение от того, что я не совсем понимаю, мелькает на его лице.

— Спасибо.

Рори берет парня и ведет его по коридору в направлении, противоположном тому, откуда они пришли, когда Хантер входит в комнату, из которой я только что вышла, оставляя меня стоять с Мейером.

— Давай, котенок. Пойдем за остальными. — Он заправляет мои волосы за ухо, прежде чем окинуть меня взглядом, как будто хочет убедиться, что со мной действительно все в порядке. — Тогда я все тебе объясню.

— Хорошо, — тихо говорю я, адреналин вытекает из моего организма, оставляя меня измотанной и сбитой с толку. Для меня все это не имеет смысла, но, с другой стороны, я еще не понимаю этот мир.

Хотя, у меня такое чувство, что скоро я узнаю больше, чем когда-либо хотела. Наверное, мне следовало быть осторожнее со своими желаниями.

Как только мы выпустили всех из безопасной комнаты, Мейер закончил тем, что разобрался со всей своей семьей, успокоил маму и отправил их всех домой. Он все время держал меня рядом, держал за руку, заземлял, и каким-то образом, несмотря ни на что, я все еще чувствовала себя в безопасности.

Он закончил разбираться со всеми около часа назад, и с тех пор мы находимся в его офисе. Он много кричал по телефону, пока я сидела на полу возле камина, который он разжег для меня, и смотрела на пламя.

Сейчас я должна быть в полном беспорядке. Напугана. Хотеть убежать. В бешенстве.

Но почему-то это не так.

Проблема в том, что я не могу понять, то ли я просто оцепенела и все это еще впереди, то ли я просто…в порядке.

Я не могу представить, что со мной все в порядке, я просто смотрела в дуло пистолета. Черт возьми, я даже не могу вспомнить, как выглядел парень, который приставил пистолет к моему лицу, но я очень ясно вижу, как он направлен на меня. Чувствую, как он впивается мне между лопаток. И все же… Я спокойна,

Ты меня шокировала.

Все то время, что мы здесь, Шай не выходила у меня из головы. Я знаю, Хантер сказал, что доберется до нее, но я не знаю, как бы он вывел ее из того психического состояния, в котором она находилась. Она рассказала мне о некоторых своих проблемах, своего рода о связи с травмой, но, очевидно, она едва коснулась поверхности, когда мы разговаривали, потому что такая реакция… Я тоже до сих пор не знаю, как это обработать.

Мейер замолкает, отвлекая мое внимание от пламени, чтобы посмотреть на него, стоящего, прислонившись к подоконнику окна. Он потирает виски и выглядит так, словно прямо сейчас вся тяжесть мира легла ему на плечи. Он еще ничего не объяснил, но был немного занят, и я не уверена, что нахожусь в состоянии должным образом воспринять все, что он может мне сказать.

— Что у тебя на уме, Котенок?

Я наклоняю голову, пока он наблюдает за мной. Он пытается встать, как будто собирается подойти ко мне, но его прерывает стук в дверь.

Она открывается, и в щели появляется голова Рори. Как только он видит, что мы здесь, он входит, Хантер следует за ним мгновением позже.

— Все улажено, — говорит Рори Мейеру, который кивает, снова пощипывая переносицу.

— Что ты узнал?

Рори смотрит на меня, прежде чем ответить на вопрос Мейера.

— Он был предан нам, но перешел на другую сторону несколько недель назад. Что-то связанное с его братом, во что я не совсем уверен, что при обычных обстоятельствах поверил бы, но я убедился, что это правда.

Он делает паузу, и я снова перевожу взгляд на огонь. Я не уверена, что хочу точно знать, как он добился того, что узнал правду, но также я не могу удержаться от вопроса, почему осознание того, что он, должно быть, дошел до крайности, не беспокоит меня так, как должно.