Видимо, первую половину 7″Б", в основном женскую, конечно, по-прежнему впечетлял новенький, а вторую половину, мужскую, до глубины души поразила Деева.

— Ну, Наташка… Ну, молодец. — Прошептал мне Макс. — Как она его, да? Прям по морде своим безразличием. Прям по морде…

В этот момент, одновременно с появлением учителя физики, который вошел в кабинет, на нашу парту шлепнулась записка. В ней почерком Ермакова значилось:

«Сегодня после уроков, на футбольном поле состоится совет по ликвидации врага, хитростью пообравшегося в наши ряды. Явка строго обязательна. Передай дальше. Ребятам! Девкам не давай!»

Я всячески противился предстоящему собранию мужского клуба, на повестке которого должен был встать вопрос «ликвидации» Никиты Ромова. Просто в отличие от остальных, я знал, что это не так легко, а потому был уверен, гораздо разумнее действовать другими методами. Вопрос, конечно, в том, что у взрослого человека, коим я все-таки являюсь, и у тринадцатилетних пацанов вообще разные понятия разумности.

Обиженный в лучших чувствах Ермаков развил нехилый энтузиазм в процессе подготовки собрания. Записка, отправленная Диманом, обошла весь класс, лавируя между девчонками так, что к ним она в руки не попадала, задерживачиь только у парней. Ну и само собой, Ромов тоже остался в стороне.

Рыкова своими насмешками разбудила в Димке настоящего Конона-Варвара, желающего отомстить кровью. Только не своей, а, естественно, кровью врага, почетное звание которого получил новенький.

Ермаков так рьяно взялся за дело, что о сборище га футбольном поле оповестил всех до одного пацанов и чуть не пригласил туда же Нинель Семёновну. А это в принципе было бы с его стороны самоубийством. Впрочем, всем остальным тоже досталось бы по первое число.

Классная руководительница, конечно, пришла бы обязательно, и даже поприсутствовала, выслушав все доводы «за» и «против». Впрочем, довод у Ермакова был лишь один — «против». Против того, чтоб этот напыщенный, наглый мальчик из Москвы учился в одной компании с правильными, порядочными пацанами.

Но потом, скорее всего, Нинель Семеновна вручила бы нам ведра, тряпки и заставила бы мыть окна. Может, полы. Может, стены. Тут, смотря какая фантазия придёт ей в голову. Потому что Нинель Семёновна искренне считала, все проблемы — следствие дури в голове, а дурь в голове — следствие лишнего времени. Значит, лучшее лекарство от любых проблем — это труд. Он забирает все лишнее время и страдать дурью просто некогда.

Дело в том, что Нинель Семеновна, помимо любви к своему предмету и жесткой дисциплине, имела еще одну маниакально-навязчивую идею. Все должны дружить. В рамках класса — особенно. Именно поэтому, начиная с четвертого класса, у нас не было выбора. Мы дружили добровольно-принудительно, потому что она устраивала нам совместные экскурсии и коллективные походы в кино, в цирк, в лес. Дни рождения тоже непременно были знаковым событием. Когда в месяце не хватало дней рождений, мы дружно отмечали государственные праздники чаепитием и пирогами, которые приносили из дома. Мне кажется, не будь Нинель рьяной атеисткой, мы бы и на церковных собирались классом. Настолько целенаправленно и целеустремленно она толкала нас в светлый мир школьной дружбы.

Поэтому, да. Если бы классная руководительница хотя бы предположила, что в доверенном ей коллективе зреет тревожная ситуация, то Ермаков, скорее всего, в тот же день стал бы лучшим другом Никиты Ромова и за их дружбой лично следила бы Нинель Семеновна. Хотя, может, оно было бы к лучшему. Но участие классной руководительницы я пока что не рассматривал. Да и как это будет выглядеть? Не бежать же к ней с жалобой или доносом. Пока обойдусь сам.

В своем энтузиазме с организацией собрания Диман так увлёкся, что чуть не спалил его перед учительницей истории.

Дело в том, что после физики у нас по расписанию значилось черчение, но к счастью, Кирпич не пришёл. Кирпичом мы назвали учителя рисования. Он же два года вводил нас в загадочный мир заводских деталей. Эти детали вполне могли маячить на горизонте у многих из нашей школы в виде хоть и не очень прекрасного, но будущего. Из-за того, что большая часть жителей района трудилась на заводе, юное поколение часто связывало свою судьбу с тем же местом. Преемственность, чтоб ее.

Кирпичом Петра Сергеевича прозвали из-за цвета лица. Оно у него постоянно было красное. Не розовое, не периодически меняющее цвет, а именно красное. Всегда, в любое время суток, независимо от настроения. И проблемы с сосудами тут точно не при чем.