— Леха, идем. Там будет драмкружок, а значит, и Ангелина.

Ангелиной звали ту самую девочку, по которой Макс страдал со всем пылом своего подросткового сердца. Она училась в параллельном классе и, само собой, была отличницей. Мне кажется, это фишка какая-то в школьном возрасте, увлекаться девчонками, которые недоступны и неприступны.

Ангелина о существовании Макса, конечно, знала. Он ведь почти каждую репетицию драмкружка стоял за кулисами в обнимку с инвентарем или с декорациями, наблюдая со стороны за объектом своей любви. Но вот о том, что нравится ему, она не догадывалась.

Потому что мой друг в присутствии этой девочки превращался в краснеющего и мычащего неадеквата. Его если и можно было в чем-то заподозрить, так это в клиническом идиотизме, но никак не в большой и чистой любви. А когда он пытался проявить свою симпатию, выходило только хуже.

Впервые Макс увидел Ангелину Раевскую во время концерта, в прошлом году. Он уже тогда постоянно таскался к нам, хотя учился ещё в другой школе. Сам момент встречи Макса с его дамой сердца, произошел, как в кино.

Раевская играла в постановке Зою Космодемьянскую. Стоило ей появится на сцене в сопровождении фашистов, которые вели партизанку на казнь, Макс впал в ступор. Он просто сидел, открыв рот, и пялился на Ангелину. Еще немного и слюна восторга начала бы течь на его школьную рубашку.

— Это кто? — Спросил он меня громким шепотом сразу, как только «Зою Космодемьянскую» увели со сцены.

— Ты чего? — Я тогда вообще не понял, о чем идет речь, — Комсомолка, героиня подполья.

— Кто? — Удивился резко поглупевший Макс. — Почему комсомолка? Она же где-то наша ровесница.

— Ты чего, тюкнулся совсем? Космодемьянской было… — Начал я пояснять другу.

— Леха! Зачем мне твоя Космодемьянская⁉ Девочка, которая ее играла. Это кто?

В тот момент я сразу понял, что Максим Микласов потерян для общества. Он влюбился.

Естественно, сейчас ему искренне было плевать и на Дееву, и на Рыкову, и на директрису с ее песенным прослушиванием. Но драмкружок принимал участие во всех мероприятиях, а значит, петь они тоже будут.

— Ну что тебе стоит? Друг ты мне или не друг? — Спросил Макс с несчастным выражением лица.

Пришлось согласиться, что друг, и шуровать вместе с теми, кому очень интересно было посмотреть, как пройдёт схватка двух отличниц. Я подумал, ну ладно. Посидим, послушаем. Макс на свою Ангелину насмотрится и пойдем домой.

И тут вдруг — классная руководительница со своей «гениальной» идеей, как помирить девчонок.

— Значит, так… Деева и Рыкова нуждаются в вашей поддержке. Поэтому, у вас есть десять минут, чтоб решить два вопроса. Первый — что вы будете петь. Второй — кто поможет девочкам. И имейте в виду, песня должна быть про дружбу, про мир. — Сообщила Нинель Семёновна, стоя перед дверьми актового зала.

Потом она многозначительно посмотрела на каждого, выражением лица намекая, мир и дружба должны быть не только в песне. И ещё выражение ее лица очень конкретно говорило, что принять участие в выступлении теперь должны все, иначе последуют карательные меры. Либо бо́льшая часть группы поддержки. А входили в эту группу Лукина, Кашечкин, Демидов, Строганов, Ермак, Макс, еще трое девчонок и я.

Мы хором заверили Нинель Семеновну, что непременно поддержим, вызвав у нее умиление, а затем отправились в каморку, которая имелась за сценой.

Эта каморка располагалась с одной стороны «закулисья». Ее в основном использовали для того, чтоб переодеваться во время выступления. Там же периодически проходили организационные собрания драматического кружка. А еще в этой каморке стояла аппаратура и лежал неопрятной горой различный хлам. Старые кулисы, декорации, костюмы. Короче, всякая творческая дребедень.

Дребеденью и хламом считали это, само собой, мы, ученики. Но вот для нашего завуча по воспитательной работе, Марины Алексеевны, каморка являлась вовсе не каморкой, а пещерой Али-бабы, где все, абсолютно все, очень важно и нужно.

В горе́ костюмов можно было найти крайне занимательные вещи. Такие, как голова осла, хотя я не помню ни одной сценки, где фигурировали бы ослы. Или, к примеру, задюю часть лошади. Причем, чисто теоретически должна быть и передняя, но ее никто отродясь не видел. Естественно, среди хлама лежали старые костюмы Деда Мороза, Снегурочки и бабы Яги. Куда без них.

Давным-давно в ходу уже были новые, бережно хранимые завучем в ее кабинете, но Марина Алексеевна категорически отказывалась выбрасывать потертые халаты красного и синего цвета, ватную бороду, в которой поселилось семейство мышей, накладной нос с бородавкой, цветастый платок и такую же юбку.

Мы проскользнули в каморку, стараясь не привлекать внимание остальных участников прослушивания, которые толпились за сценой, и начали суматошно перебирать песни о мире. Однако, выходило у нас это обсуждение не очень.