Письменный стол с тревожной кнопкой находится всего в нескольких футах от меня. Как только Грейсон встает, я бросаюсь к столу. Я слышу лязг цепей, но знаю, что я в безопасности, ведь он не сможет меня достать. Волна облегчения прервалась, когда он схватил меня сзади и швырнул на край стола.

Прижавшись грудью к моей спине, он закрывает мне рот ладонью. Я тянусь к кнопке, но его рука оказывается первой. Он хватает меня за запястье и отводит руку, а затем упирается ладонью в дерево, прижимая меня к столу. От обрывистого дыхания внутри все горит.

— Мы не выйдем отсюда, пока ты хоть раз не признаешь правду.

Шеей ощущаю его теплое дыхание. Рот касается моего уха.

Я с усилием моргаю, когда он кладет на стол тонкий кусок металла. Узнаю серебряный язычок от пряжки ремня. Мысленно проклинаю себя. Я была так одержима тем моментом, когда он пленил меня. Его рука скользнула по моему бедру… другая крепко держалась за мою талию. Он использовал меня, черт возьми. Как слепа я была. Как наивна.

— Ты бы никогда не была так беспечна, если бы не хотела снять эти цепи. — Он усиливает хватку, позволяя мне почувствовать цепь, все еще сковывающую его запястья. Холодный металл трется о спину. — А теперь скажи правду.

После чего его рука исчезла. Я задыхаюсь, цепляясь ногтями за стол.

— Я буду кричать, — угрожаю я.

Он перекидывает цепь через мою голову и закрепляет на шее, сильнее прижимая мою спину к груди.

— И я раздавлю тебе трахею.

Звенья цепи пощипывают кожу, пока он угрожает в ответ. Но затем так же внезапно он ослабляет цепь, позволяя мне сделать беспрепятственный вдох. Только когда страх быть задушенной исчезает, возникает новый. Грейсон задирает мне юбку.

— Все твои разговоры о контроле и морали… — Он раздвигает мои ноги, пальцы обхватывают бедро. — Ты девиант, Лондон. Я знаю, как ты живешь — прячешься в темном уголке.

Я хнычу и качаю головой.

— Вы ошибаетесь, Грейсон. Вы все это придумали…

— Перестань. — Он зарывается пальцами в мои волосы и дергает. Пучок распускается, и он прижимается ближе, чтобы понюхать волосы. — Я хочу, чтобы ты доказала, как хорошо справляешься со своими страстями. — Другая рука поднимается на дюйм выше. Живот дрожит от этого ощущения. — Если ты не возбудишься, я пристегну себя наручниками к полу и никогда больше к тебе не прикоснусь. Но если ты… тогда ты исповедуешься мне во всех своих грязных грехах.

Он тянет меня за ногу, раздвигая их, двигаясь вверх по бедру. Он окружает меня, край стола впивается в живот, но боль только усиливает чувственные ощущения от каждого его прикосновения. Глубоко внутри расцветает боль, пульсация вызывает жар между ног… и я знаю, что он это чувствует. Я зажмуриваюсь.

Когда он достигает сосредоточия жара, я вздрагиваю. По шву нижнего белья скользит палец, дразнящая угроза, прежде чем он полностью меня хватает. Я взбрыкиваю, но он проводит пальцами, надавливая на лобок и вызывая новую волну возбуждения.

У него вырывается низкий стон.

— Я могу чувствовать тебя сквозь тонкий слой ткани, Лондон. Ты влажная.

Его слова вонзаются в меня как пули, и каждая точка удара взрывается. Каждое поглаживание зажигает меня, как взмах спички, и у меня больше нет сил. Контроль ускользает, как песок сквозь пальцы, когда мои руки разъезжаются по столу, а желание вырываются на волю.

— Ты возбудилась, — говорит он. — Так же, когда смотрела мои видео. — Он с силой сжимает мое горло. — Признай это.

Я прерывисто выдыхаю.

— Нет.

— Врушка. Ты не могла оторвать взгляд от экрана, да? Расскажи, насколько ты возбудилась, когда следила за пытками Жизель. Ее конечности связаны, тело растянуто… пока она не исповедуется в грехах.

Раньше он никогда не называл своих жертв по имени. Это кажется слишком интимным, и эта интимность вызывает во мне страстное желание, пробуждая голод.

— Признайся, — выдыхает он мне на ухо. Он усиливает хватку на горле, прижимая мою голову к плечу. — Признай правду, Лондон.

Я изо всех сил пытаюсь удержать последний кусочек контроля, отказываясь признавать, что я чем-то похожа на него, пока он не просовывает руку под трусики — и уже касается меня без всяких преград. Цепочка трется о грудь, стимулируя чувствительные пики.

— Я не могу, — выдавливаю я.

— Твое тело говорит правду, даже если ты врешь.

Затем он проскальзывает внутрь меня, его пальцы мастерски двигаются, как будто последние три месяца он изучал меня. Я охаю и отталкиваюсь от него, не в силах сдержать ответной реакции тела. Он глубоко проникает в меня, и все, что я могу сделать, чтобы не упасть, это схватить его за шею и прижаться к нему.

— Сейчас я внутри тебя… — Зубы задевают мое плечо. — Под твоей кожей. Я хочу сломать тебя, чтобы собрать воедино. — Он сжимает руку, от нехватки кислорода у меня начинает кружиться голова, но я очень хорошо осведомлена о каждой эрогенной зоне на своем тела — и хочу, чтобы он поработал над всеми.