— Тогда моя миссия — воскресить ее.

Я стучу в дверь, пока она не открывается. Я бросаюсь в дверной проем, мимо охранника, не слушая вопросов, и выбегаю на открытое пространство. Свежий воздух омывает мою разгоряченную кожу, но боль преследует меня, вонзаясь в спину словно раскаленный прут.

Я кричу.

ОТПРАВНАЯ ТОЧКА

ГРЕЙСОН

У меня были только теории. Кусочки правды. Вырезки из газет и старый отчет коронера. Но страх — великий двигатель мысли. Все, что мне потребовалось, это пригрозить Лондон, и вот она уже вернулась в прошлое и переживает тот единственный момент экстаза, который себе позволила.

Она прирожденная убийца.

Это в нашей ДНК. Гениальный ориентир для чистильщика.

Звучит как что-то отвратительное — признать себя убийцей. Но мы все рождаемся с определенной целью. Некоторым суждено быть врачами и спасать жизни, другим — юристами и адвокатами. Так что не так с нашим призванием? Мир перенаселен и полон грязи, от которой нужно избавиться.

В наши дни с таким призванием служить только в жаркой адской бездне.

И все же это может быть красиво. Как новый вид искусства.

Я прислоняюсь головой к подголовнику, представляя, как юная, более раскрепощенная Лондон вонзает идеальную копию своей татуировки в шею отцу. Для этого необходимы немалые усилия — чистая сила, порожденная жаждой убийства. У меня начинает кипеть кровь.

Этот мужчина дал ей единственную жизнь, которую она знала, а она в одно мгновение ока его прикончила. Волосы растрепались, кожа блестит от пота, глаза сверкают. А затем на ее лице воцаряется безмятежное выражение. То самое, которое я увидел, когда ее тело обмякло после оргазма.

Я хочу вернуть это. Я хочу видеть это снова и снова.

В штанах становится тесно. Я ерзаю, перемещаю ноющую часть своего тела. Я отказываюсь давать себе разрядку, пока моя прекрасная Лондон мне не подчинится.

— Полчаса до прибытия. — Офицер Майклс оглядывается через плечо. — Когда мы приземлимся, просто дай мне один повод пустить пулю тебе в голову.

Он говорит тихо, чтобы только я мог услышать. Его праведный гнев вызывает у меня улыбку. Он тоже был создан для убийства, но он отказывает себе в этой милости. Вместо этого он выбрал профессию, благодаря которой постоянно ходит по краю, всегда держа указательный палец на спусковом крючке.

Какое мучительное существование.

Я придвигаюсь вперед, и он заметно напрягается.

— Когда придет время, эта честь выпадет не тебе.

Он кривится от отвращения.

— Сдай назад, зэк.

Я подчиняюсь, переводя взгляд на иллюминатор самолета. Прямо над моей головой лежит ящик с моими скудными пожитками, в котором хранится мой билет из этой жизни. Нет, у Майклса не будет такого шанса, потому что для этого есть слишком много других желающих.

Я склоняюсь к окну, чтобы увидеть дугу горизонта. Все, что кажется цельным и бесконечным, имеет изгиб, и всегда кончается.

Нью-Касл приветствует меня дома.

* * *

— Всем встать. Суд идет. Председательствует уважаемый судья Артур Ланкастер.

В зале суда раздается громкое шарканье. Скамьи забиты любопытными. Судья — худощавый стареющий мужчина, утонувший в черных одеждах. Он приказывает всем сесть, и я на мгновение оглядываюсь, ища ее взгляд.

Лондон здесь нет.

Назначенный судом адвокат толкает меня, чтобы я смотрел прямо. Сегодня утром он прислал мне в камеру черный костюм и синий галстук. Он требует, чтобы мои татуировки были прикрыты, а волосы аккуратно подстрижены. Как будто моя презентабельная внешность каким-то образом может повлиять на присяжных.

Я вижу на их лицах отвращение. Чтобы найти присяжных, которые еще не знают ужасных подробностей этого дела, пришлось бы проводить судебное слушание в глухой деревне на другом конце света.

— Не смотрите им в глаза, — советует адвокат. — Еще нет. Я скажу, когда будет пора.

Не проблема. Мне нужно взглянуть только в одни глаза. Она будет здесь. Ее экспертные показания будут заслушивать позже, но обычно Лондон присутствует во время всего заседания. Однако я не обычный пациент. Она наказывает меня за поведение — за то, что я знаю о ее грехах.

Она будет здесь.

Под столом я сжимаю руки в кулаки.

Адвокат смотрит на меня.

— Я не буду показывать кадры, использованные в предыдущем судебном разбирательстве, если в этом не будет необходимости, — говорит он. — Это может сработать, а может и не сработать в вашу пользу. Но, чтобы прояснить, — он смотрит мне в глаза, — записей убийства этих жертв не существует, верно?

Ни одной, что обнаружила бы полиция.

— Никаких записей.

— Хорошо. — Он поправляет галстук и встает.