Меняю позу. Меряю клетку шагами. Делаю обычные упражнения, чтобы уменьшить боль в спине. Стараюсь не принимать вторую половину таблетки. Терплю неудачу и все равно принимаю. Потом принимаю вторую. Пытаюсь заснуть и пытаюсь считать. Отпиваю из бутылки с водой, которую он мне оставил. Сдерживаю мочевой пузырь, отказываясь использовать гребаное ведро.

Неоднократно повторяю все вышеперечисленное. Меняю порядок, выполняю действия наугад, пытаясь сделать что-то… новое.

Как много времени понадобится Грейсону, чтобы избавиться от машины? Час… день… несколько дней? Тишина становится густой и тяжелой, давя на меня в темноте. Я теряю ориентиры. Мои чувства сбиты с толку. Используя остатки света, пытаюсь увидеть свои руки. Их покрывает холодная влага — то же самое ощущение, которое я испытала в тот день. Я помню густую кровь… как он покрыла мою плоть, просачиваясь в каждую пору. Прямо до костей.

Вытираю руки о волосы, чтобы избавиться от влаги. Избавиться от этого ощущения. Теперь передо мной отчетливо предстаёт картинка. Девушка в зеркале с залитыми кровью волосами и в грязной одежде. Я бросаю в нее бутылку с водой, ожидая, когда разобьется стекло.

Но единственный звук, который следует за ударом бутылки о землю, — это раскат грома. Я резко оборачиваюсь. Гаснет свет.

— Черт возьми.

Я прыгаю и хватаюсь за верхние перекладины. Пальцы соскальзывают, и я падаю. Боль простреливает спину. Согнувшись пополам, я делаю размеренные вдохи, мысленно проверяя самочувствие. Потом пробую еще раз. Со стоном хватаюсь за прутья. Руки горят, но я цепляюсь и начинаю раскачиваться. Набирая обороты, я раскачиваюсь взад и вперед, уговаривая себя, прежде чем врезаться босыми ногами в дверь камеры.

Боль пронизывает мое тело. Я падаю на пол, выбив из легких воздух. Прежде чем я успеваю закричать, к горлу подступает острая тошнота, и я перекатываюсь на бок. Я пытаюсь дотянуться до ведра, но оно слишком далеко. Меня выворачивает прямо здесь, на полу.

Я корчусь, пока в желудке не становится также пусто, как в комнате, и внутри не останется ничего, кроме желчи. Горло горит, и я мысленно проклинаю себя за то, что выбросила воду. Когда я переворачиваюсь на спину, внутри меня оживает дышащий демон — боль. Он бушует, пробираясь к лопаткам. Всасываю воздух и выдыхаю. От внезапного мерцания на глаза наворачиваются слезы, и я моргаю.

Вспышки усиливаются, и я не могу сказать наверняка от боли это или из-за шторма. Раскат грома вторит каждому щелчку света. Свет и тьма. Сердце бьется быстрее, кровь болезненно пульсирует в ритм, синхронизируясь с мерцанием. Подобно кинопленке сквозь дымку боли я вижу поцарапанные изображения. Мой разум проигрывает битву.

Дождь стучит по жестяной крыше. Стук становится быстрее, сильнее, создавая вибрации и отбрасывая пляшущие тени на веках. Я пытаюсь заснуть, но шторм на улице мне мешает. Это напоминает мне, что скоро он будет дома.

Из прошлого до меня доносится журчание ручья среди сосен. Среди тонких ветвей гуляет ветер, словно насмехаясь надо мной. «Ты знаешь».

Я качаю головой, лежа на полу. От этого движения тело переворачивается и срывается с обрыва, и я по спирали падаю вниз, мне некуда приземлиться, мне не за что ухватиться.

— Перестань.

Журчанье ручья становится громче. Оно больше не исходит от деревьев. Я вижу его ботинки, спускающиеся по ступенькам, доски прогибаются под его весом. Я слышу лязг ключа, входящего в замок, затем скрип открывающейся двери.

Она в панике. Спрашивает, что делать. «Что мы будем делать?»

Я смотрю на девушку рядом со мной. «Будем хорошими девочками».

Я резко открываю глаза.

Нет. Нет, нет, нет.

Я пытаюсь подавить воспоминания и ползу к полосе серебряного света. Где она? Боже, где она, черт возьми?

От падения что-то во мне сломалось. Одна из запечатанных дверей сорвалась с петель.

Я слышу голос Сэди: «Как только ты сломаешь замки, пути назад не будет».

Насколько глубокой окажется кроличья нора?

Голос Грейсона ведет меня к свету, я царапаю ногтями пол. С каждым толчком мой спинной мозг пронизывает раскаленный прут. Я поглощаю эту боль, даже приветствую ее, потому что она настоящая. Я знаю, что она существует и почему.

Но воспоминания слишком быстро наполняют мой разум. Подавляя. Голова раскалывается, пытаясь отделить правду от вымысла.

«Он накачал меня наркотиками». Грейсону пришлось накачать меня наркотиками. Я цепляюсь за эту надежду, отчаянно желая, чтобы образы, атакующие мою голову, снова растворились в бездне. Но там, где когда-то царила тьма, теперь горит свет, освещающий заполненные призраками уголки.

Я дотягиваюсь до прутьев и крепко держусь, еще глубже погружаясь в эту нору.

«Я не дочь своего отца».

Не по крови. Не была рождена безымянной, безликой женщиной, которая умерла после моего рождения. Это не ее сад. Это не наш дом. Я родилась в тот день, когда он меня похитил. Перенес меня в свой мир замков, ключей и решеток. Я родилась в темном мире — после того, как меня вырвали из света.

— Он похитил меня.