— Профессор Экене, конечно же, говорит об Обете и Испытании, — вмешалась Заридаш. — Потому что Искупление — это явление, лежащее чуть в другой плоскости, пусть и имеющее сильное сходство с остальными. Искупление — разновидность Обета, который берёт падший последователь божества, чтобы вернуть утерянную связь.

— Благодарю, Ридана, — кивнул Экене. — Так вот, разница между Обетом и Испытанием лежит в стороне, проявляющей инициативу. Ну а общее — и там, и там требуется определённая жертва. И чем жертва значительней, тем лучше конечный результат, хотя, разумеется, тут нет никаких чётких формул. В случае с Обетом, инициативу на себя берёт последователь, который приносит жертву, чтобы укрепить связь с богом. Когда речь идёт об Испытании — его шлёт бог, чтобы последователь мог этой жертвой доказать свою веру.

— Жертвоприношение? — переспросил я, всё также не до конца понимая. — Мне всегда казалось странным, для чего богам, которые нематериальны, деньги, животные или люди, и, если я, скажем, сожгу тигилаша или какого-нибудь человека на костре, чем это может угодить богу?

— Чувствую себя немного неловко, просвещая в этой теме священника, — сказал профессор Заридаш. — Бога действительно не интересует материальное. Я не настолько сильна в истории, только слышала, что когда-то существовали варварские культы, приносившие кровавые жертвы, в том числе и человеческие. Но там было по-другому, Право тех богов лежало в области боли и страданий. Жертва несёт, прежде всего, моральное значение. В приведённом вами примере с тигилаша, если вы являетесь крупным заводчиком, у которого подобных животных полный зверинец — подобное значение будет очень низким. Если вам тигилаша просто не нужен, и вы от него таким образом избавились — всё ещё хуже. Но если зверь — ваш любимый питомец, единственное средство для существования вашей семьи, тогда да, он станет очень сильным пожертвованием. Причём, убивать его или сжигать, или что там вы говорили, вовсе не нужно — достаточно, к примеру, подарить кому-то. Если ваш бог благ — то кому-то нуждающемуся.

— А деньги? Деньги в храмах? — спросил я. — Ой, простите! Мне кажется, что своим невежеством я вас сильно отвлекаю от важных дел.

— Ничего-ничего, — снисходительно ответила профессор Заридаш. — Пусть мы и деканы, но в то же время и преподаватели. И не имеет значения, если студенту только предстоит стать таковым. Так вот, деньги. Деньги богу не нужны, если, конечно, они не имеют для верующего такое же важное значение. Но любая религия — это организация. Строить и ремонтировать храмы могут, конечно, и прихожане, но лучше нанять профессиональных рабочих. К тому же еда у священников не возникает из воздуха, приходится покупать. И жертвуя в храме, вы жертвуете именно на храм. А уже священники задействуют свою связь с божеством, чтобы даровать чудеса.

— Мы отвлеклись. Давайте вернёмся к Обетам и Испытаниям, — вмешался профессор Экене.

— Действительно, — согласилась Заридаш. — Так вот, и Обеты, и Испытания имеют в своей основе ту же самую жертву. Жертвуя чем-то ценным, верующий может стать ближе к богу. В случае Обета он выбирает жертву сам, а при Испытании условия ставит божество. Полагаю, если бы от вас что-то потребовала ваша богиня, вопроса: «Что такое Испытание?», у вас бы не возникло, верно?

— Да, госпожа Ирулин не хотела ничего, кроме моего счастья, — ответил я.

— Значит, это Обет, — кивнула Заридаш. — Возможно, вы дали его неосознанно, по наитию, не имея теологических знаний. И тогда всё обретает смысл. И, замечу я вам, о столь суровом Обете я не слышала ни разу в жизни. Самая большая жертва, о которой я знаю — это когда жрица пожертвовала речью. И она не просто стала немой. Она перестала понимать слова всех языков, включая язык жестов. Да и её слова не мог понять никто. Божественная сила не позволяла осуществить никаких форм коммуникации, даже запись иллюзий не помогала, каждый раз при воспроизведении доносился другой набор звуков, не совпадающих с движениями губ. Взамен жрица получила очень сильную связь с богом. Она поклонялась Арунулу, так что сами представляете, сколько разрушений и опустошения она смогла причинить во время Войны Скипетра и Кубка.

— Я никогда не обладал магией, — попытался её поправить я.

— Понятно, — вновь кивнула профессор. — То есть Обет вы дали ещё до осознанной манифестации. Позвольте предположить, вам около восьмидесяти лет. Вы ещё относительно молоды, но ваше тело несёт сильные признаки старения. Ваша спутница, похоже, является вам ровесницей, или даже на пять-десять лет младше или старше. Судя по удивлению, написанному на вашем лице, вы удивлены точности моей догадки?

— Признаюсь, да, — ответил я. — Мне семьдесят восемь. И Алира действительно немного старше.