Я надеялся, что при создании храма архитектор предусмотрел хорошую звукоизоляцию, либо же её обеспечивал какой-то аспект божественной силы. Потому что иначе о происходящем узнал бы весь храм — мы не сдерживались и были очень, очень громкими. Ну а, возможно, именно в храме Фаолонде подобными звуками никого не получилось бы удивить. А когда мы в очередной раз достигли кульминации, когда мир утонул в яркой ослепительной вспышке, я понял, что эта самая вспышка — не только плод моего воображения.

Мой левый искусственный глаз, сигналы от которого я блокировал сознательным усилием, внезапно стал видеть. Но дело заключалось не просто в слетевшей блокировке — вся мешанина цветов и форм, идущая по моему глазному нерву, обрела ясность и чёткость. Новым глазом я мог рассмотреть мир в мельчайших деталях — каждую пору на шелковистой коже Незель, капельки пота, выступившие на её полной и упругой груди, каждый белокурый курчавый волосок в её причёске. Мир заполонило ещё одно прекрасное лицо — надо мною склонилась Кенира, чтобы страстно поцеловать в губы.

А потом, когда мы втроём сидели, обнявшись, лаская и поглаживая друг друга на том самом диване, я рассматривал новый мир — открывшийся для меня мир магии. Яркое сияние, исходящее от Незель, неистовое пламя солнечной короны, окутывающее Кениру, тонкие потоки света, протекающие в стенах и образовывающие сложные структуры в артефактах на столе. И, странным образом, вся эта иллюминация не препятствовала, как это было с моим старым визиром, обычному зрению, а существовала отдельно, угнездившись на дополнительном слое чувств. Я сделал маленькое сознательное усилие, и моё восприятие сдвинулось — полностью изменились цвета, окрашивая мир в иные цвета и оттенки. Кожа Кениры и Незель стала снежно-белой, изменился их цвет волос, а радужные оболочки глаз сильно потемнели, обретая пугающую глубину. Я переключил диапазон с инфракрасного на ультрафиолет, это превратило идеально чистое помещение в беспорядочную мастерскую сумасшедшего художника, особо облюбовавшего наш диван. Посмотрев на разгорячённые тела своих женщин тепловизионным зрением, я быстро переключился на режим микроскопа, взглянув на свою руку и разглядывая каждую клеточку кожи. Наконец, я активировал всё вместе, приказав сознанию воспринимать оптический диапазон основным, а всё остальное регистрировать как дополнительную информацию.

Кенира, чувствующая мои эмоции, счастливо улыбнулась, и мы вновь обняли с двух сторон Незель, сжав в совместных объятиях.

— Спасибо, — сказал я ей. — Спасибо тебе и твоему господину! Смотри!

Я вытянул руку, и магия, которой я был всегда лишён, побежала по моим пальцам, сплетаясь в яркие световые потоки, образуя причудливые абстрактные формы, перетекающие в достоверные трёхмерные иллюзии птиц, зверей и пейзажей.

— Поздравляю, — счастливо улыбнулась Незель.

— Пусть сейчас это звучит глупо и меркантильно, — спросил я, — но какое подношение храму стало бы адекватным вознаграждением за твою помощь?

Незель выскользнула наших совместных объятий и двинулась, грациозно кружась и танцуя, по собственному кабинету, не обращая внимания не сброшенные со стола случайно бумаги и книги. Потеряв её, мы с Кенирой обняли друг друга и принялись наблюдать во все глаза за этим чарующим, восхитительным и горячащим кровь зрелищем.

— Да сколько пожелаете, — смеялась Незель, — это совсем не важно! Моя связь! Я чувствую, как углубилась моя связь с господином Фаолонде! Столь сильно, как не случалось за долгие-долгие годы! Так что, Ули, это не ты должен благодарить меня за благословление, а я тебя!

Мы с Кенирой переглянулись. Сила, дарованная реликвиями Фаолонде, позволяла нам понимать друг друга без слов. Поэтому мы поднялись с дивана, обняли Незель, остановив её танец, и приступили к новой попытке углубления связи жрицы с её божеством.

* * *

Прибыв назад, мы занялись домашними заботами. Получив, наконец, магическое зрение и вернувшуюся магию, я воспользовался возможностями, чтобы осмотреть защитные и энергетические системы дома, засесть за планирование дальнейших действий и определиться с векторами приложения усилий.

У меня немного дрожали руки — ведь я понял, что теперь меня ничто не останавливает, что могу заняться глубоким изучением химерологии и начать составлять каталог подходящих для моих целей монстров. Теперь я мог, наконец, заявиться на свой будущий факультет, познакомиться с деканом, поговорить с другими профессорами и попросить практического совета у людей, которые занимаются своим делом иногда по несколько сотен лет. Также я знал, что в Нирвине и окрестностях есть четыре крупные химерологические фирмы, а также не один практикующий независимый специалист.

Я прекрасно понимал, что никто не станет делиться со мной коммерческой тайной, но у меня имелось прекрасное решение и для этого вопроса. И таким решением являлся Хартан, способный проникнуть в любое даже самое защищённое здание и вскрыть самый сложный сейф. Ну а если ему встретится что-то, что не по зубам даже его выдающимся навыкам, на помощь придёт Тааг.