Утром Лида проснулась на удивление рано, просто открыла глаза с осознанием того, что выспалась и спать больше не хотела. Ожина была так великодушна, что позволила гостям ночевать в ее доме, за что все ей были крайне признательны, а Барбарис, как истинный иргиец, так и не понял, почему абсолютно типичное поведение представителя его народа вызывает у их компании такой восторг.

Лида повернула голову к Марине, та спала вместе с ней на невысокой кровати, периодически покашливая в подушку. Еле слышный грудной кашель в столь раннее и тихое утро был похож на звон колоколов, который Лида слышала, сбегая из Кинкана. Она решила, что как только увидит Ожину, попросит ее дать Марине какой-нибудь настой от кашля. В мире, где еще не придумали таблетки, а все болезни лечили исключительно тем, что росло под ногами и над головой, должны были иметься какие-нибудь народные лекарственные средства.

Откинув в сторону свой край стеганого покрывала, Лида укрыла им подругу, наскоро натянула на себя всю ту одежду, которую ей вчера одолжили после бани, и на цыпочках выскочила из комнаты.

Дом Ожины, как и остальные постройки в деревне, был одноэтажным, но намного больше соседних сооружений. В нем было несколько комнат и просторная кухня, в середине которой стоял массивный деревянный стол. На взгляд он казался неподъемным. Через небольшое окошко, неплотно закрытое со стороны улицы створками, просачивался свет. В его дорожках в воздухе, поблескивая, как сахарные крупицы, плавали песчинки пыли.

Никаких холодильников, плит и микроволновок с электрическими чайниками. Лишь старая печь, на которой, тихо посапывая, кто-то спал.

Лида проскочила мимо кухни и, найдя выход на улицу, покинула дом Ожины, чтобы узреть небывалую красоту мира, окрашенного в бирюзовую дымку. Сделав глубокий вдох, она обняла себя за плечи, чувствуя прохладу и сильную влажность. Солнце вот-вот должно было подняться из-за горизонта, а петух, которого Лида все же разглядела на столбике забора, и не думал будить тиссовцев своим кукареканьем. Казалось, будто он тоже наслаждался минутами утренней тишины и спокойствия.

Лида знала, что вскоре им предстояло покинуть это место и отправиться в путь, а потому решила запечатлеть в памяти столь прекрасные виды и немного подумать о том, что же ей все-таки следовало делать дальше.

Сколько бы она не говорила всем о своем намерении встретиться с царем Кизилом, желание вернуться во дворец Марципана, который в скором времени окажется у нее почти что перед носом, было столь велико, что Лида была готова отступиться от собственных убеждений и свернуть на половине пути. Ведь если хорошенько поразмыслить, то как царь Кизил мог ей помочь? Да и захочет ли он вообще ей помогать? А встречаться с ней, когда она заявится в его дворец? Может, царь Кизил в этот момент крепко спал, и думать не думал о том, что его обвинили в измене? А может, места себе не находил и не знал, как спастись из этой весьма щепетильной ситуации?

Вопросов у Лиды было больше, чем ответов на них, и в этот момент ей как никогда прежде не хватало совета Зефира.

Подумав о покровителе, у Лиды засадило горло.

Во всей этой суматохе она совершенно забыла о том, что Зефир не просто был далеко от нее, а содержался под стражей в какой-то сырой и темной темнице. Кто мог помочь ему выбраться оттуда? А вдруг его пытали, пытаясь выбить из него признание того, что Лида была причастна ко всем бедам Птифура?

«Нет, — Лида покачала головой. — Не думай об этом».

Она убеждала себя, что все с Зефиром было в порядке. Да, он был под стражей, но никто его не пытал. Ведь княгиня Юдзу и князь Каламондин — цивилизованные люди…птифурцы. А пытки и прочие атрибутики средневековья — прерогатива каких-нибудь варваров, а не ученых.

Но даже если так, то как вызволить Зефира из их лап?

В том же средневековье, Лида в этом была почти уверена, ради такого дела король мог собрать войско и пойти войной на обидчика своего друга. Могла ли она сделать то же самое?

Из уроков господина Эклера Лида помнила, что о войне в этих местах давно уже не слышали. И слышали ли когда-нибудь вообще — загадка.

«Может, стоит все-таки прислушаться к словам Максима и Трюфеля, и вернуться во дворец? А еще лучше домой. — Лида вспомнила о Марине. — Не надо было ее с собой брать…»

Лида чувствовала вину перед подругой. Ведь по ее вине та подхватила в Птифуре какую-то заразу и простыла. А Максим и Трюфель были вынуждены искать ее, даже не зная, с чего начать поиски, ведь она как всегда поступила по-своему, создав другим кучу проблем.

И все же Лида металась от одного края весов к другому, не зная, какую из чаш выбрать: ту, что вела ее во дворец царя Кизила или в ту, что вела ее домой. С одной стороны она уже так далеко зашла, что отступать было бы нечестно по отношению к самой себе, с другой же стороны…