— Господин, — вновь зашептала Пралине, — Вы выбрали неудачный день для приезда.

И будто в подтверждение ее слов прикрытая позади нее дверь вновь была открыта резким рывком.

На пороге показался мужчина, явно недовольный тем, что его сон был прерван. Он был среднего роста, широкоплеч. Поверх домашней одежды он накинул шоколадного оттенка халат, но впустив в дом холодный ветерок, поспешил завязать халатный пояс.

— Пралине, в чем дело? — спросил он у слуги. — Кого принесло в столь поздний час на наш порог?

Голос у него был сиплый и действительно заспанный. Но стоило ему только оглядеть незваных гостей, как остатки дремоты растворились в вихре закрутившихся в его голове вопросов.

— Трюфель?.. И… Вы?.. — произнес марципанец, глядя на Лиду.

Вскоре, когда все они оказались внутри, стало понятно, что мужчина был не кем иным, как Кувертюром, маркизом де Фадж, отцом Трюфеля.

Внутри дома было тепло, но как подметила Марина, перед тем, как ее, Барбариса и Агруса куда-то увела разбуженная Пралине молоденькая служанка, дом был каким-то необжитым, хотя множество вещей, расставленных по комнатам, должны были убеждать гостей в обратном.

Пралине оставила Лиду, Максима и Трюфеля в дорого обставленном кабинете, а сама ушла на кухню за чаем. Отец Трюфеля так же на время покинул их компанию, как предположила Лида, чтобы одеться в более подобающий наряд, чем то, в чем он их встретил на пороге своего дома.

— Госпожа Лидия, — начал Трюфель, когда Максим и Лида уселись на обшитый коричневым велюром диван. Сам Трюфель остался стоять. — Я хочу предупредить Вас о моем отце, пока есть время. Он… как бы мне лучше выразиться?.. Скажем так, он придерживается крайне консервативных взглядов в некоторых вопросах.

Лида посмотрела на Максима, надеясь, что ему слова своего покровителя понятливее.

— Это в каких, например?

— Насколько я понимаю, — сказал Максим, — говоря о консервативных взглядах своего отца, Трюфель пытается сказать нам, что мы — люди, персоны крайне нежелательные для появления в этом доме. Так?

Трюфель неохотно кивнул.

— Все верно.

— Значит, — предположила Лида, — он будет настроен против меня… против нас с Максимом враждебно?

— Скорее он будет настроен против меня, — произнес Горький себе под нос.

Но Трюфель этого не услышал и поспешил ответить на вопрос Лиды.

— О, нет, что Вы!.. Отец не так воспитан, он никогда не станет открыто проявлять те чувства, которые будет испытывать к вам двоим, но… вы не усомнитесь в его намерении выставить вас за дверь. Впрочем… — Трюфель тяжело вздохнул, его плечи как-то жалобно поникли. — Он с удовольствием вышвырнет из дома и меня.

«А ведь точно!» — только теперь сообразила Лида расклад дел.

Ведь после того, как Трюфель и Максим заключили между собой контракт, семья Трюфеля отреклась от своего старшего сына, прекратив, как сказала ей однажды Пастила, всякое участие в его жизни. Насколько Лида помнила, его лишили не только титула и семейного покровительства с вытекающим из него наследством, но так же любых средств к существованию. Попросту вычеркнули Трюфеля из своих жизней, будто его и вовсе никогда не существовало.

— Зачем же ты тогда привел нас сюда? — Лида запутывалась еще больше. — Если в этом доме ни тебе, ни тем более нам не будут рады, то какой был смысл сюда идти? Могли бы и на улице переночевать или… в крайнем случае могли бы что-нибудь придумать.

Трюфель уже не раз, с тех пор, как увидел отца, задался вопросом о том, а стоило ли входить, когда дверь перед ним широко распахнули в немом приглашении войти внутрь? Трюфель прекрасно понимал, что отец признал в Лиде королеву Марципана, и лишь по этой причине позволил всем им остаться в этом доме на ночь. Но стоило ли принимать его приглашение?

— Я не знал, что отец будет здесь, — сказал Трюфель, надавливая пальцами на переносицу. Под ними уже залегла глубокая морщина, которая никак не хотела разглаживаться. — Он крайне редко сюда приезжает. Слуги бы впустили нас, не задавая лишних вопросов. И Пралине никогда бы не рассказала отцу, что я искал в этом месте ночлег. Она верна членам семьи. Каждому из нас по-отдельности, пока это не будет вредить семье в целом.

«Какая преданная служанка», — подумалось Лиде даже с какой-то завистью.

Но вспомнив уроки господина Эклера, на которых он рассказывал, что слуги в Марципане не рабы в услужении у богачей, а простые наемные рабочие, получавшие за свою работу зарплату, Лида почувствовала по отношению к старой марципанке даже уважение. Хоть зарплату ей платил отец Трюфеля, она продолжала тепло относиться к его изгою-сыну.