Я рассматриваю машины, ожидающие у тротуара, отмечая номерной знак, совпадающий с тем, что указан в моем приложении. Я делаю скриншот своих заметок в приложении и отправляю его Томми — ну, знаете, на всякий случай, — прежде чем запрыгнуть в синюю машину.

— Куинн? — спрашивает водитель, и я киваю. — Отлично, — это все, что он отвечает, когда я закрываю дверь, прежде чем он отъезжает. Я уделяю возмутительно много внимания тому, куда мы направляемся, отслеживая его движение в приложении "Мои карты", чтобы убедиться, что мы направляемся туда, где должны быть. Моя паранойя, возможно, немного вышла из-под контроля, но попробуй продержаться два с лишним года и не быть немного сумасшедшей. И это без всего, что произошло до того, как я ушла от Трента. Учитывая все обстоятельства, я думаю, что я довольно стабильна и функциональна.

Как только моя паника проходит, я откидываю голову назад, стараясь не думать о том, как, черт возьми, я оказалась в таком положении. Я не имею в виду бегство… это само собой разумеющееся, учитывая Трента. Я имею в виду, что в конечном итоге встречаюсь с таким мужчиной, как Трент после того, как я выросла.

Живя в окружении насилия с юных лет, я поклялась, что никогда не окажусь в том же положении, в каком была моя мама. Я сказала себе, что если мужчина когда-нибудь покажет мне эту свою сторону, я уйду. Но оказывается, что манипуляция делает это сложнее, чем когда-либо представляла. Я издала смешок. Я даже не понимала, что все так плохо, пока не увидела жалость, смотревшую на меня в ответ от медсестры в отделении неотложной помощи. Это был мой пятый перелом кости после "падения", и хотя Трент убедил большинство людей, даже меня, что это была моя собственная вина — хотя они думали, что я упала неуклюже, в то время как я считала, что заслужила его гнев, — она, казалось, видела всю эту чушь насквозь. Я не видела ее раньше, так что, возможно, она была новичком в городе. Возможно, она не знала Трента, знала недостаточно, чтобы поверить его лжи. Но жалость на ее лице… это сломало меня. Это заставило меня осознать, что я стала своей мамой, и ужас наполнил мое сердце, а по венам пробежал лед. Стыд свернулся внутри меня, как разъяренная змея.

Я стала той, кем поклялся никогда не быть.

Именно в тот день я поняла, что должна уехать.

Потребовался еще год, прежде чем мне удалось осуществить задуманное, собрать деньги и разработать план… С тех пор я занимаюсь бегством.

— Мы на месте, — объявляет мой водитель, вырывая меня из воспоминаний, и я ругаю себя за то, что чувствую себя так непринужденно в этой машине. Очевидно, затишье в большом городе и то, что у Томми есть мои данные, делает меня немного неряшливой. Что забавно, учитывая мою реакцию в лифте ранее.

Может быть, у меня действительно проблемы с головой.

— Спасибо, — отвечаю я, давая ему чаевые через приложение, прежде чем выйти из машины. Как только он отъезжает, я смотрю на непритязательное здание. Оно выглядит как любое другое промышленное здание. Высокие, большие прямоугольные окна под потолком, окантованные черным, и двойная дверь из черного металла под вывеской "Адский пейзаж".

Я выдыхаю и собираюсь с мыслями, прежде чем подойти к двери и нажать кнопку домофона сбоку.

— Алло? — Из динамика доносится женский голос.

— Привет, это Куинн. Я должна начать работать здесь сегодня вечером. — Едва мои слова слетают с языка, как раздается жужжание, и дверь приоткрывается ровно настолько, чтобы я поняла, кто бы ни был внутри, он впускает меня.

Я хватаюсь за дверную ручку и качаю головой.

Думаю, мы снова начинаем.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Куинн? — Голос зовет меня, когда я выхожу из кромешной тьмы коридора, по которому я только что пробиралась на ощупь, мысленно проклиная себя за то, что не подумала о том, чтобы использовать фонарик в моем телефоне, чтобы освещать путь.

— Это я, — говорю с гораздо большим воодушевлением, чем чувствую. Я поднимаю взгляд, мои глаза привыкают к освещенному пространству, и нахожу темноволосую, несколько сурового вида женщину, оценивающую меня. Я бы сказала, что она смотрит на меня, но она тщательно оценивает меня. Ее пристальный взгляд скользит по моему телу с головы до ног, и я замираю под ее пристальным взглядом. Она чем-то напоминает мне Пэм из "Настоящей крови", вплоть до облегающего наряда, который на ней надет.

— Давай умерим пыл, он здесь не к чему.

Я киваю, втягивая воздух, говоря себе, что я перестала угождать людям — спасибо за это, папе — и что я знаю, что не обязана быть вечным солнцем все это чертово время.

— Хорошо.

— Я Харпер. Не смей называть меня Харп, я тебя порежу, — говорит она с зубастой улыбкой, и это мгновенно успокаивает меня, несмотря на ее язвительные слова.

— Не Харп или у меня пойдет кровь, понятно, — говорю я ей в ответ, наполовину смеясь.