— Мне? — Бормочу я, и он тихо ругается, прежде чем наклониться и поднять меня. — Вам всем, кажется, нравится носить меня на руках.

Он тихо смеется, когда я прижимаюсь к его груди. Он крепко держит меня, пока выводит нас из леса, который оказывается не так далеко от дома.

— Мы заботимся о тебе, Котенок, и если ты думаешь, что я позволю тебе прямо сейчас ходить, то ты вообще плохо меня знаешь.

— Я бы сказала, что знаю тебя намного лучше, чем сегодня утром, — поддразниваю я, когда он переносит мой вес, чтобы открыть дверцу машины, прежде чем усадить меня на пассажирское сиденье и пристегнуть ремнем меня в грязной, порванной одежде. Он хихикает, вытаскивая веточку из моих волос.

— Да, я думаю, что знаешь. Теперь отдыхай. Я попрошу Роба встретить нас дома, чтобы убедиться, что с тобой действительно все в порядке.

— Мне не нужен врач, — стону я, но он просто смотрит на меня, и я уже знаю, что это проигранная битва. — Хорошо, хорошо, но я почти уверена, что у него есть дела поважнее, чем латать меня после секса.

— Он делает то, что ему говорят… в отличие от некоторых людей. — Он встает и закрывает дверь, и я показываю ему язык, когда он обходит машину.

— Я могу придумать, что получше сделать с этим язычком, Котенок, — поддразнивает он, усаживаясь на свое место.

Я подмигиваю ему, желая посмотреть, как далеко я могу его подразнить.

— О, я тоже могу, но, думаю, мне лучше обратиться к твоему врачу.

Его руки сжимают руль, когда машина с ревом оживает.

— Ну, Котенок, я думаю, тебе лучше быть хорошей девочкой для доктора, иначе мне просто придется наказать тебя после.

Его слова такие серьезные, но все, что я могу сделать, это хихикнуть.

— О да? Такой сдерживающий фактор.

Он смотрит на меня, его глаза темны, но на губах играет улыбка.

— Ты понятия не имеешь, на что себя обрекаешь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Не скажу, что я пряталась последние два дня, но и не могу сказать, что часто выходила из своей комнаты. Не то чтобы моя поездка с Мейером была невеселой… Я имею в виду, кто ненавидит оргазмы? Но я пыталась понять, на что на самом деле согласилась и было ли это хорошей идеей.

Я была готова согласиться отдать свою душу, и такое чувство, что уже это сделала, но не могу решить, жалею я об этом или нет. И это самая странная дилемма, в которой я оказалась. Конечно, сожаление должно быть достаточно сильным, чтобы я поняла, жалею ли я об этом решении, но…

И вот я здесь, третий день подряд прячусь в своей комнате, ожидая, когда часы дойду до того момента, когда, я знаю, Мейер обычно уходит на весь день.

Я не видела Рори или Хантера несколько дней, и мне почти жаль, что не спросила, где они, но также понимаю, что знать все не всегда хорошо.

За исключением того, что прямо сейчас я действительно хотела бы знать каждую гребаную деталь того, на что я согласилась, когда сказала Мейеру, что буду "их".

Потому что я до сих пор не знаю, имел ли он в виду живую игрушку для секса или это что-то другое. Я немного ругаю себя за то, что не задала больше вопросов, но на днях он казался более заинтересованным в том, чтобы показывать, а не рассказывать.

Может быть, у Хантера получится лучше подбирать слова. Я действительно хочу спросить его? Я бы спросила Рори, но уже знаю, что он и слова… Да, он определенно самый молчаливый из троих.

Почему это вообще проблема прямо сейчас? По сравнению с проблемами моего прошлого, мне кажется, что это не должно быть проблемой, и все же здесь, в пузыре, который они создали для меня, все остальные мои проблемы кажутся ничтожными, так что это все, на чем я должна зацикливаться.

Стук в дверь заставляет меня застонать в подушку. Когда раздается второй, я знаю, что мне придется ответить. Отбросив простыни, я натягиваю капюшон, чтобы скрыть свое птичье гнездо, вместо волос, прежде чем отпереть дверь и приоткрыть ее ровно настолько, чтобы увидеть стоящую снаружи Шаю.

— Ох. — Я вздыхаю, прежде чем отступаю назад, позволяя двери открыться шире, и бреду обратно в постель. — Все хорошо?

— И тебе доброго утра, солнышко, — щебечет она, входя и закрывая дверь. — Из-за чего ты как грозовая туча?

— Я даже толком не знаю, — говорю я ей, злясь на себя. Потому что серьезно, я не должна быть в таком состоянии. Я знала, что делаю, и бывала в гораздо худших ситуациях, но у меня внутри словно начинается истерика, и я ничего не могу с этим поделать. — Хотела бы я просто взмахнуть волшебной палочкой, чтобы чувство грусти и несчастья исчезло.

— Мой брат что-то натворил? — спрашивает она, подходя и садясь рядом со мной на кровать. Я немного завидую тому, какая она гибкая и грациозная, но гоню эту мысль прочь. Я довольна своим телом, просто так получилось, что она выглядит как нечто среднее между моделью и танцовщицей.