– Тебе нужно развеяться, – голос Дорана прорвался в ватную тишину, окружившую Надаэра, но не принёс ничего, кроме боли. – Отправляйся в мир, который совсем не похож на Аркенор.

Надаэр молчал. Он хотел сказать, что уже уехал. Уже покинул Аркенор и надеялся, что тоска минует его хотя бы здесь, но это не помогло.

Мысли об Эллирэне не собирались его оставлять. Вертелись в голове безумным хороводом несбывшихся желаний.

Как ни уговаривал его Асмодей остаться и стать его первым перстом, Надаэр не мог заставить себя. Не мог находиться во дворце, зная, что Элирена где-то здесь за стеной. Что та стонет в руках Асмодея, позволяет делать с собой то, чего никогда не сделает Надаэр с ней наедине.

Это был первый случай в жизни князя, когда его охватили такая боль и такое оцепенение. Когда всё, что делал он до сих пор, потеряло смысл. Если в прошлый раз покидая двор, он надеялся найти искупление – и нашёл его в проповедях магистра Ордена Теней – то теперь ему было всё равно. Слова тех, кто окружал его, тонули в мутной пелене, охватившей сознание. Или он не слышал их, или чувствовал боль от самого факта, что обращались к нему.

Никто из них не мог ему помочь. Всё теряло смысл. Женщины, вино, иные миры… Он ничего не хотел.

Надаэр знал почему. И Доран тоже знал. А от того, что Доран боится произнести это вслух, Волхонский становился только злей.

Калерон больше не пытался строить заговоры против брата – по крайней мере, Надаэр не смог их разглядеть. Ловейн, казалось, тоже затих, смирившись с поражением. Асмодей понемногу приводил в порядок дела, и Элирена взялась ему помогать.

Надаэр знал, что его возлюбленная всё делает правильно. Что она становится настоящей королевой… Но смотреть на это не мог.

Он ненавидел себя за бессилие и боялся, что если останется здесь, то начнёт ненавидеть ещё и друзей.

Поэтому, едва улучив возможность, он велел снарядить коня. В первые дни Надаэр нигде не находил приюта. Стены постоялых дворов казались ему тюрьмой. Он вернулся в поместье, но долго не продержался и там. Знакомые места ощущались, как подтверждение того, что за всю свою жизнь он так и не добился ничего.

Наконец, князь поехал сюда, в замок Совы – только для того, чтобы понять, что и здесь не найдёт покоя.

Он поднял взгляд от меча и замер, глядя на алую зарницу заката, вздымавшуюся над горизонтом.

Доран тоже замер, глядя туда же, куда и он.

– Тени, что это?.. – пробормотал он.

Надаэр молчал. До него постепенно доходило, что закат не может пылать так. Не может солнце Аркенора вспыхивать языками пламени, вздымавшимися далеко в небосвод.

– Это Пандемониум, – прошептал он. Надаэр не верил собственным глазам. – Пандемониум горит.

Город, простоявший тысячу лет, пылал.

Надаэр вскочил и, не оглядываясь на Дорана, бросился к конюшням.

– Что происходит? – Вега, выскочившая из лазарета, бросилась ему наперерез.

Волхонский скользнул по её лицу невидящим взглядом. Оттолкнул в сторону и бросился к стойлу, где стоял его конь.

– Что происходит? – снова спросила она, останавливая Дорана, бегущего следом за ним.

Тот замедлил ход. Он тяжело дышал. Взгляд его был таким же безумным, как и у брата.

– Пандемониум горит, – негромко выдохнул он, но Вега расслышала. Глаза её расширились.

– Что?.. – переспросила она.

– Пандемониум, – громче повторил Доран. – Не знаю, что произошло. Но это наша вина.

Больше не говоря ни слова, он тоже бросился к своему коню.

Вега достала аррак, произнесла несколько слов и, предупредив Торвана, последовала за ним.

«Не справился», – билось у Дорана в голове. «Не справился. Опять».

Копыта коня взбивали дорожную пыль. Троица всадников мчалась к городу, объятому огнём.

Три недели минуло с тех пор, как принц Асмодей вступил с наследницей Элайи в законный брак.

Огни пожара метались по крышам домов, перепрыгивая с одного на другой.

В каждом закоулке звенели клинки. Им вторили сухие хлопки мушкетов.

Въезжая в город, Надаэр не застал на воротах стражи, и только оборванец, выскочив ему навстречу, попытался вилами сбить с коня.

Князь равнодушно пальнул ему в голову. Он не мог сочувствовать никому. Им всё ещё владело оцепенение, и только руки действовали сами собой, по-новой заряжая ствол, по-новой взводя курок.

«Не справился», – продолжало биться в голове. А в сердце теплилась болезненная надежда, магнитом тянувшая его во дворец. Надежда увидеть Элирену ещё раз.

Свадьба прошла тихо, казалось, все гости до единого опасаются шевельнуться – только бы не ввергнуть королевство в тот хаос, из которого оно едва начало выбираться.

Асмодей и Калерон держались так далеко друг от друга, как только могли, но тоже старались не накалять обстановку.