– Ты будешь счастлив как никогда в жизни! Вот зачем!

– Окей. Понял. Счастлив как никогда. И что потом? Когда придет время сменить тело. Сказать ей: «А теперь я не люблю тебя, детка, езжай домой»?

Диомедея словно окаменела. Как в игре раз-два-три-замри. Только ресницы продолжали порхать вверх-вниз, и пульсировала тонкая жилка на шее.

– А что если все будет… хорошо? – сбивчиво заговорила она. – Что если все как-нибудь… сложится? Только представь, ведь эта девушка могла бы стать твоей второй… как же ее звали… Катриной!

Я дернулся, как от удара хлыста.

– Вспомни, каково это было – иметь полноценные зрелые отношения: просыпаться с кем-то рядом, есть вместе завтрак, обнимать кого-то.

– О, soror, бога ради! – вскочил я, чувствуя, что если она не остановится, то мне придется просто зажать ей рот.

– Это куда лучше, чем жить волком-одиночкой и сходить с ума.

– Никакой «второй Катрины» не будет! – стал орать я. – Я не хочу никакой «второй Катрины», и это одна из причин, почему я не позволю себе прикоснуться к ней!

Дио замолчала, пораженная накатившим на меня бешенством.

Я выдвинул ящик стола и выхватил оттуда книгу про Нарнию. В «Нарнии» была спрятана вещь, которую я обнаружил сразу же, как только вернулся в гостиницу с кладбища, и с тех пор хранил как зеницу ока. Фотография, где я в теле Эйджи обнимаю Катрину, сделанная на какой-то из студенческих вечеринок в Оксфорде.

– Вот этот отморозок, – я ткнул пальцем в лицо Эйджи, – исчез и не сказал своей девушке ни слова. А она, – сглатываю болезненный комок в горле, – выбросилась из окна, когда узнала, что ее возлюбленный трагически погиб в Альпах.

– О боже… Крис… – Дио охнула и склонилась над фотографией. Пару минут мы сидели в полнейшей тишине.

– Но как она узнала, что с тобой произошло?!

– Кор сказал ей. Подхватил брошенную мной игрушку, чтобы окончательно доломать ее.

– Матерь божья… Так вот из-за чего вся эта вражда!

Ее слова утонули в истеричном звонке в дверь. Я открыл, и в квартиру ввалился, притопывая ножками и потряхивая кудряшками, веселый, как утренняя птаха, Альцедо.

– Я потерял ключи на вечеринке! Не могу попасть домой. Можно у вас перекантоваться, пока мне не поменяют замки? Хо-хо, ребята, у вас такие лица, как будто вы все утро кого-то хоронили, – рассмеялся он, но, не заметив ни тени ответного веселья, сдвинул брови: – Ну и… кто это был?

* * *

Дио поджаривает на масле толстые ломти хлеба, посыпает их тертой моцареллой и зеленью. Альцедо сидит напротив и уничтожает гренки быстрее, чем Дио успевает жарить. Мама прослезилась бы, глядя на эту идиллическую картинку. На тарелке огромная гора фруктов, которые вот-вот отправятся в блендер вместе с молоком и мороженым.

– Элли, твоя бывшая, вчера была страх как расстроена после того, как ты отшил ее, – говорит Альцедо, вертясь на барном стуле и покачивая ногой в розовой балетке. – О, какой же это был соблазн, я чуть не пригласил ее к себе.

– Зачем? – поморщился я.

– Но-но, не смотри на меня так. Да ни за чем. Я бессилен осчастливить ее в этом девчачьем теле. Просто варил бы ей какао и втихаря пялился бы на ее сиськи.

– Фу, – поморщилась Дио, забрасывая в блендер порцию свежей клубники. – Он всегда такой противный?

– Почти, – хохотнул я.

– Я клянусь, что не дам ей прохода, как только попаду в тело мужика, но пока… Крис, ты просто идиот. Я бы на твоем месте…

– Лучше не продолжай, – ледяным голосом сказала Диомедея и нажала на кнопку. Кухню заполнил визг машины по уничтожению юных клубничек.

– А что? Что такого? – пискнул Альцедо, как только сестра отпустила кнопку.

– Во-первых, не желаю слушать эти пошлости. Во-вторых, Крис будет в скором времени страшно занят.

– Это еще чем? – вскинул брови я.

– Будешь носиться на крыльях счастья где-то между седьмым и восьмым небом, – заявила сестра и протянула мне стакан фруктового коктейля.

– Я не поеду к ней, если ты об этом, дьявол-искуситель.

– Еще как поедешь.

– Я уже все решил.

Сам того не ведая, я наступил на какую-то потайную кнопку, которая в мгновение ока перевела мою сестру в режим Kill-them-all. На ее щеках выступил яркий нездоровый румянец, а ладонь крепко сжала нож для нарезки фруктов.

– Ах ты все решил? За вас двоих. Даже не пытаясь выяснить ее мнение? – нож, измазанный в крови невинных клубничек, вытянулся в моем направлении. С сестры сейчас можно было легко написать портрет Жанны д’Арк. Фартук как раз смахивал на доспехи.

– И еще она слишком юна для меня.

– Сколько ей?

– Семнадцать.

– А тебе двадцать восемь.

– Представь себе, – кивнул я.

– Тоже мне разница! Ты издеваешься?

Нож перелетел всю кухню и вонзился в разделочную доску, висящую на противоположной стене.

Альцедо нервно моргнул и выпустил трубочку изо рта.