– Из жалости? – переспросил он, замирая на месте. Я нервно сглотнула. В международном конкурсе невинных реплик, которые обязательно приводят к непредсказуемым последствиям, я бы точно одержала победу. Теперь в глазах Феликса полыхало какое-то странное выражение, значение которого я даже не бралась толковать. Так, должно быть, смотрит хищник на жертву, которую вот-вот…

О господи милосердный…

Феликс наклонился и рывком придвинул к себе столик, стоящий рядом, и в следующую секунду я оказалась в тисках его рук. Он поднял меня легко, как тряпичную куклу, и посадил на стол. Его рука скользнула по моему затылку, собрала волосы в хвост и потянула их вниз. Мой подбородок дернулся вверх, ему навстречу, – именно то, чего он хотел. Мне больно, но этот сорт боли мне еще не был знаком.

– Это похоже на жалость? – чужим голосом спросил он.

Феликс сжал ладонями мою голову, и его губы тут же стали выпрашивать у меня такой поцелуй, для какого у меня явно было маловато опыта. На пристань моей невинности обрушился шторм. Я замерла, сраженная этой пугающей, опытной чувственностью. Так меня еще никто никогда не целовал, еще никто не собирался оставить столько следов на моем лице, шее и ниже. Я обхватила его голову руками и прижалась к нему. Не так-то просто обнять его, сидя на столе, колени мешали мне, так что пришлось просто развести их в стороны и… его тело двинулось мне навстречу, а руки подтолкнули сзади. Я не представляла, что во мне столько мышц, что мои бедра, обхватившие его, могут быть такими сильными. Я откинула голову и старалась не слишком прижиматься к нему, – лишь бы только ему было удобно… делать со мной все, что ему вздумается. Только бы его ладони хватило пространства, чтобы нырнуть под мою футболку и накрыть мою грудь, ставшую вдруг такой плотной и чувствительной. Все что угодно, только бы он не останавливался. Его пальцы знали секретный шифр, который на раз-два вскрывал дверь в рай, и я не хотела, не могла мешать этим пальцам…

В моей голове больше не осталось мыслей – только гул пульсирующей крови и нарастающий звон. Нет, только не звон, только не сейчас… Мое сердце бьется внутри, как чокнутая птица. Его рот прикусывает тонкую кожу на моей шее, и я упираюсь руками в его грудь, слабо протестуя. Если он не сбавит темп, то меня снова выбросит.

– Феликс, пожалуйста… – зашептала я, пытаясь отстраниться.

– Феликс мертв. Мое имя Крис, – отрезал он, закрывая мне рот очередным поцелуем.

Его горячие руки нырнули под пояс моих джинсов и сжали ягодицы. Или меня сейчас выбросит, или я умру раньше от возбуждения. Я собралась умолять его, чтобы он остановился, но вместо этого вырвалось совсем, совсем другое:

– Кем бы ты ни был, я люблю тебя. И хочу любить вечно.

Он оторвался от меня и замер. Его затуманенные глаза блуждали по моему лицу, большой палец скользнул по моей губе, обвел подбородок, заправил за ухо выбившуюся прядь.

– А если вечность не принадлежит нам, Лика? – задыхаясь, спросил он. – Что, если однажды все… изменится, и я больше не смогу ответить тебе взаимностью?

Я нервно сглотнула, как больно слышать подобный вопрос после всего, что только что было, когда каждая нить моих нервов была готова стать подстилкой и лечь к его ногам. Нет! Ведь герои девичьих грез не задают таких вопросов, они сразу бросают к твоим ногам сердце и клянутся вечностью, о чем я наверно и мечтала все это время. Боже, каких усилий мне стоило не разреветься от осознания своей глупой наивности.

Но я соскребла остатки здравого смысла со стенок своей черепной коробки, собрала остатки гордости, воли, ума – что там еще осталось в моей пустой голове – и слепила из них ответ:

– Предлагаешь мне отказаться от путешествия к райским островам только потому, что оно однажды закончится?

В яблочко. Я попала в яблочко. Крис – отныне Крис, и только! – выглядел таким ошарашенным, как будто я вдруг заговорила на другом языке. На языке, на котором не говорят маленькие наивные девочки. Ведь им подавай всю вечность и ни секундой меньше!

– Иногда любовь проходит. Я знаю это, – кивнула я. – Тогда люди просто расстаются, находят кого-то другого и просто… шлют друг другу открытки на Рождество.

Я старалась быть сильной и убедительной, но на глаза все равно навернулись слезы. Я уронила руки, которыми все это время продолжала цепляться за него.

– Лика…

– Крис, что стоит между нами? Я явно ощущаю это, но ты не спешишь мне объяснить. Ты словно… не разрешаешь себе меня, пока не выяснишь что-то. Что это?

Он поймал мои руки и вернул к себе на плечи.

– Я очень боюсь навредить тебе. Я не слишком опытен в том, что касается всего этого… любовного безумия. И боюсь, что однажды это все может закончиться очень плохо.

«Любовное безумие» прозвучало чуть ли не с ненавистью.

– Так плохо, что лучше даже и не пытаться? Насколько плохо? Что ты имеешь в виду?

Я вцепилась в его плечи и заглянула ему в глаза. Я была готова к чему угодно, только не к сомнениям! Затаившееся сомнение в глазах того, ради кого ты готова истечь кровью, – что может быть страшнее…