Его все время видели спешащим то к пню дерева, то к барабану, то к плоскому камню, на которых было удобно писать страстные письма, срочно отправлявшиеся эстафетой в Париж. Вечерами на бивуаках солдаты охраняли его покой, полагая, что он разрабатывает план предстоящего сражения. Они были бы очень удивлены, узнав, что их главнокомандующий думает в этот момент о сладострастном теле Жозефины. И они меньше бы переживали, видя нахмуренные брови Бонапарта, если бы могли догадаться, что его гнев вызван не подготовкой к кровавой битве, а письмом, полным ревности.

Когда он представлял себе, что жизнь Жозефины в столице проходит в окружении друзей, ухажеров и удачливых прощелыг, то испытывал настоящие муки. Он писал 7 апреля из Альбенги:

"Я получил письмо, которое ты прервала, чтобы пойти развлекаться. И после этого ты позволяешь себе ревнивый тон по отношению ко мне, который здесь так изнурен делами и усталостью.

Может быть, я неправ, но весной у тебя была очень хорошая компания, и, без сомнения, нашелся девятнадцатилетний любовник".

Этого "девятнадцатилетнего любовника" Бонапарт, конечно, выдумал, не представляя себе, насколько реальная жизнь опережает его воображение.

Ибо Жозефина продолжала развлекаться, как и прежде, и принимать у себя каждую ночь крепких молодых людей, как того требовал ее темперамент.

Торопясь поскорее закончить войну, чтобы опять увидеть свою жену, Бонапарт бросился на австрийцев с таким неистовством, что это их ошеломило. За пятнадцать дней он одержал шесть побед, взял в боях двадцать одно вражеское знамя, похитил сто картин из коллекции папы, двадцать — из коллекции герцога Пармского, тридцать — у герцога Модены, захватил пятьдесят миллионов, разграбил библиотеки, опустошил музеи — и подписал перемирие с Пьемонтом.

Гордый собой, он желал показать всю свою мощь Жозефине. В настойчивых письмах он умолял ее приехать в Италию.

Но молодой креолке совсем не хотелось менять удовольствия в Париже, где она была обожаема и всеми обласкана, на дискомфорт полей сражений. Более того, ее последний основной любовник Ипполит Шарль, красивый гусарский лейтенант, доставлял ей столько наслаждений, что она не хотела и думать, чтобы оставить его.

Неделями Бонапарт уговаривал ее приехать к нему. Всевозможные незначительные предлоги, под которыми она откладывала свой отъезд, делали его мрачным и беспокойным.

Послушайте, что писал в своих мемуарах генерал Мармон:

"Бонапарт все время думал о своей жене. Он желал ее и с нетерпением ждал ее приезда. Он часто говорил мне о ней и о своей любви со страстью и иллюзиями молодого человека. И то, что она все время откладывала свой приезд, он тяжело переживал. Это вызывало в нем новые приступы ревности и суеверий, которые были свойственны его натуре.

Однажды разбилось стекло на портрете Жозефины, который он всегда носил с собой; он ужасно побледнел:

— Моя жена или очень больна или неверна мне".

Но было известно, что чувствовала она себя хорошо…

В конце мая Бонапарт послал в Париж Мюрата со срочным посланием Жозефине. Результат был не таким, какого ожидал генерал: Жозефина стала любовницей Мюрата…

Однажды Мюрат довольно неожиданным образом раскрыл это событие. Как-то раз после завтрака он предложил приглашенным сделать пунш.

— Вы никогда не пробовали ничего подобного, — обратился он к гостям. — Я научился этому рецепту у одной дамы.

Мюрат принес сосуд из позолоченного серебра для сока из лимонов и апельсинов. Сосуд был очень красив.

— Это она подарила мне, — сказал Мюрат и начал рассказывать о прекрасной креолке некоторые пикантные подробности. Один из приглашенных взял сосуд, стал рассматривать его и, заметив на ручке букву "Б", попытался прочесть слово: "Ба… бо… бона…" Сильно смутившись, Мюрат заставил его замолчать. Но эту историю тут же начали повторять во всех салонах.

Именно тогда, чтобы остаться в Париже, Жозефина стала уверять, что ждет ребенка. Мюрату было поручено известить об этом Бонапарта, который, обезумев от радости, взволнованный и смущенный, сразу же бросился к перу и бумаге:

"Неужели правда, что ты в положении?! Мюрат написал мне, что это повлияло на твое здоровье, и он считает неосторожным в данное время предпринимать длительное путешествие.

Я буду еще несколько месяцев вдали от всего того, что я люблю. Это ужасно, что я не буду иметь счастья видеть тебя с твоим маленьким животиком, который должен сделать тебя очень интересной.

Ты написала, что очень изменилась. Твое письмо, короткое и грустное, написано будто дрожащей рукой. Что с тобой, моя милая?!

Может быть, ты ревнуешь, но я уверяю, что для этого у тебя нет никакого повода. Чем думать о том, что ты грустишь, я бы сам подыскал тебе любовника"…

Бедный! Жозефина совсем не нуждалась в добрых услугах своего мужа.