Он еще больше разволновался, когда узнал, что в Мальмезоне — имении, приобретенном в долг, Жозефина приступила к разорительному переустройству, желая играть там роль богатой владелицы вместе со своим дорогим Ипполитом Шарлем.

Вечерами эти двое прогуливались по аллеям и Сен-Жерменской дороге, а поздние прохожие с умилением смотрели на них. Обманываясь маленьким ростом бывшего офицера, они думали, что мадам Бонапарт гуляет, обнявшись, со своим сыном Евгением.

Соседка, видевшая их гуляющими в обнимку, придя домой, написала следующие строки:

"…Ее часто можно видеть на дороге вечером при свете луны. Когда она в белом платье и белой накидке опирается на руку своего сына, одетого в черное или голубое, создается поразительное впечатление: они похожи на две фантастические тени. Бедная женщина! Она, должно быть, думает о своем первом муже, убитом палачами Революции. Она думает, наверное, и о том, кого ей послал Бог и кого пушечное ядро может отнять у нее в одно мгновение. Поможет ли ему там, среди турок, ее молитва?"

Но нет, Жозефина не молилась за своего мужа. После прогулок она увлекала Ипполита в постель и предавалась своему любимому занятию.

Даже оставаясь в неведении относительно многих подробностей, Бонапарт очень страдал. Иногда он склонялся над Полиной и, блестя глазами, повторял:

— Почему ты не подаришь мне ребенка? Я тотчас же разведусь и женюсь на тебе…

И действительно, только ребенок от любовницы мог бы освободить его от Жозефины и вернуть ему покой. Но, увы, проходили недели, а Полина оставалась бесплодной.

15 июля Бонапарт узнал, что турецкая армия пришла в Абукир. За несколько часов Бонапарт собрал свои войска и двинул их к морю. Через шесть дней с пятью тысячами человек он наголову разбил в три раза превосходящие силы врага. Этой победой Бонапарт искупил поражение под Сен-Жан д’Акром.

Теперь он решил воспользоваться своей победой, может быть, последней, которую он одержал в Египте, чтобы опрокинуть Директорию и навести порядок во Франции. Никого не предупреждая, он готовил свой отъезд, и когда все было улажено, позвал Полину.

— Я знаю, ты мужественная женщина. Выслушай меня. Мне надо ехать во Францию, оттуда приходят ужасные новости. Наши войска разбиты в Германии и в Италии. Австрия и Россия готовятся захватить нашу страну. Вновь поднимается Вандея. Всюду царят голод и анархия. Директория, состоящая из бездарностей и бездельников, скоро приведет Францию к катастрофе. Я должен ехать.

Полина разрыдалась:

— Возьми меня с собой!

— Это невозможно. Меня могут захватить англичане. Что они скажут, обнаружив женщину на борту военного корабля?

Беллилот плакала, умоляла. Но Бонапарт был непреклонен. На следующий день, поручив Полину заботам Клебера, он с несколькими друзьями тайно взошел на борт фрегата "Мюирон".

Оставшись одна, Полина надеялась, что в результате последних страстных ночей "в ней пустит росток семя, посеянное Бонапартом". Но проходили недели, рассеивая последнюю надежду получить знак, которого она так ждала.

"Он ушел от меня навсегда", — сказала Полина. Только в этом было ее отчаяние, бедняжка даже не могла себе представить, что ее бесплодие помешало ей стать императрицей.

Создатели легенд о Наполеоне претендуют на истину, считая, что Бонапартом все время владела навязчивая идея о "маленьком солнце славы, которое сияло ему ночью и днем и к которому он направлял свой корабль". "Мы не должны ничего бояться, — заставляли они говорить его, — потому что звезда, которая взошла на небе Востока, — это моя звезда".

Поверив им, можно думать, будто в час отдыха Бонапарт, едва проглотив последний кусок ужина, мчался созерцать знак своей судьбы. Хотя знак этот был, так сказать, признан официально. В 1801 году Наполеон хотел даже взять его в качестве эмблемы при создании ордена Почетного легиона, который намеревался сначала назвать Звездой.

Но правда была, конечно, совершенно иной. И если он не испытывал пристрастия к популярной астрономии, у него была другая интересная страсть: он играл в карты. Такое времяпрепровождение было естественным и вполне безобидным для офицера. Но эта страсть приобретает иной смысл, когда мы читаем о ней в воспоминаниях Бурьенна. Он сообщает нам, что генерал не пренебрегал возможностью помочь себе не всегда честными средствами, отвергаемыми другими игроками. Когда его упрекали в жульничестве, он серьезно отвечал: "Никогда не надо полагаться на случай".

Легенда, однако, может видоизменяться. Трогательный образ молодого человека, избранного судьбой, стремящегося во Францию с глазами, устремленными на свою звезду, по-видимому, следует заменить на образ честолюбивого офицера, желающего любым путем захватить власть…

Но действительность не менее значительна, чем вымысел, хотя при этом, согласимся, возникают совершенно разные символы.