В то время когда парижане были заняты судьбой останков Тюренна, Бонапарт прибыл в Сен-Клу, где депутаты готовились к заседанию Ассамблеи. Страсти были накалены. На трибуну один за другим поднимались депутаты, чтобы выкрикнуть: "Долой диктаторов! Да здравствует Конституция! Нет — Кромвелю!"

В три часа дня Бонапарт, дрожа от нетерпения, проник в зал заседания Совета старейшин, полагая, что враждебное настроение депутатов сменится благосклонностью, если он напомнит им о своих заслугах перед Францией. Но увы! Как всегда, пытаясь импровизировать, он увлекся пространными рассуждениями, долго подыскивал нужные слова, и в результате услышал, что по рядам прокатывается недовольный ропот. Послушаем Бурьенна:

"Все речи, которые до сих пор произносил Бонапарт, не были предназначены для благородного собрания. И сейчас члены ассамблеи слышали только о "братьях по оружию" и о "привилегиях солдата". Он все время говорил о "глухом сопротивлении", "вулканах гнева" и "победах оружия". Потом вспомнил Цезаря, Кромвеля, Тирана и несколько раз повторил: "Мне нечего вам сказать, кроме…" И — ничего не сказал"…

Внезапно один из членов Ассамблеи воскликнул:

— А Конституция?!

И тут Бонапарт растерялся, начал бормотать что-то невнятное и, как пишет Бурьенн, "никто ничего не понял, кроме: "18 фруктидора… 30 прериаля… лицемеры… интриганы… Я собираюсь вам все сказать… Я откажусь от власти тотчас же, как пойму, что угроза Республике миновала…"

Ропот зала стал угрожающим, а речь Бонапарта — еще более бессвязной… Несколько раз председательствующий просил его выражаться яснее. Не зная, что ответить, Бонапарт начал кричать:

— Помните, меня защищает бог победы!

Бурьенн потянул его за рукав, призывая успокоиться:

— Генерал, вы уже не понимаете, что говорите, — и, взяв его за руку, повел к выходу из зала. В коридоре корсиканец увидел своих друзей. Сиейес выдохнул:

— Все пропало!

Сознавая, что был неправ, и желая исправить свою неудачу, Бонапарт бросился в Оранжери, где заседал Совет пятисот. Его появление было встречено яростными выкриками:

— Вон отсюда! Вы не имеете права здесь находиться! Вы нарушаете закон! Диктатора — вне закона!

Несмотря на призывы к спокойствию председательствующего, Люсьена Бонапарта, генерала вытолкали из зала. Увидев в коридоре Сиейеса, он пробормотал:

— Генерал! Они хотят объявить меня вне закона, — и упал в обморок.

Услышав слово "генерал", аббат Сиейес, который никогда не был военным, подумал, что Бонапарт уже не пользуется авторитетом, а значит, государство рухнуло окончательно. Казалось, все кончено. Но тут Люсьену пришла в голову спасительная мысль. Он выбежал к гвардейцам, крича, что только что убили его брата. Гвардейцы, взбудораженные ложным известием, окружили Оранжери. Воспользовавшись этим волнением, Мюрат вскричал, указывая на зал заседаний:

— Отомстим за нашего генерала! Туда — и разгоните их всех!

Солдаты только и ждали этого приказа. Со штыками наперевес они вбежали в зал. Депутаты бросились спасаться: кто через дверь, кто через окно…

К полночи Люсьену удалось собрать три десятка "охвостья избранных" и заставить их принять указ о создании консульской исполнительной комиссии в составе граждан Сиейеса, Роже Дюко и Бонапарта. Фарс был разыгран, и впечатлительный генерал смог наконец вернуться к себе. Еще раз послушаем Бурьенна, который проводил Бонапарта до улицы Победы:

"Около трех часов утра мы с Бонапартом возвратились в Париж. Преодолев столько препятствий и испытав сильное волнение, Бонапарт очень устал. Он был погружен в свои мысли: перед ним открывалась новая жизнь. Но дома, едва поднявшись наверх и поздоровавшись с женой, уже лежавшей в постели, он весело спросил:

— Бурьенн, я наговорил много глупостей?

— Немало, генерал".

Но вскоре все было забыто, и уже на следующий день в Париже появилась новая песенка, лестная для Бонапарта. Будущий император опять становился любимцем народа.

20 брюмера (11 ноября) Бонапарт и Жозефина пребывали уже в Люксембургском дворце. Генерал-консул гордо прохаживался по залам дворца, в котором он теперь обосновался.

— Могла ли ты себе представить, что в один прекрасный день ляжешь спать в замке брата короля?

Креолка только улыбнулась в ответ. Бонапарт решил, что она настолько восхищена, что не находит слов. На самом же деле Жозефина улыбалась, думая о причудах судьбы, приведшей ее с мужем в эти залы, в которых она столько раз находилась обнаженной наедине с Баррасом.