В городе вскоре стало известно, что две сотни "солдаток", ревнивых как жены, хранили честь ста шестидесяти тысяч мужчин, доверенных им Родиной. Каждый вечер они были готовы встречать — в специально отведенных для этого палатках — уставших после боевых учений мужчин, которые десятками заходили к ним, влекомые единым желанием. Каждая женщина за один вечер утешала до тридцати солдат. Они делали это весело, отважно, у всех был гордый характер и храброе сердечко настоящей француженки. Но как-то августовским вечером прошел слух, что какой-то булонке удалось заполучить артиллериста, и тотчас же две сотни горожанок отправились в лагерь, чтобы бросить вызов маркитанткам. Издали заслышав воинственные крики, сопровождаемые насмешливыми куплетами, маркитантки как фурии бросились на своих обидчиц.

Столкновение было ужасным. Через час, когда удалось разнять сражающихся, обнаружили, что двадцать восемь женщин лишились зубов, семнадцать едва не были задушены, у пятерых выдраны волосы, а с двух полностью содрана одежда, и они голыми бежали под небом Пикардии.

Наполеон, узнав об этих душераздирающих фактах, только усмехнулся. Придворные дамы научили его быть философом.

Через восемь дней, проведенных среди солдат, Император стал ощущать душевное томление. Он вспоминал красивых женщин, оставленных в Париже, и чувствовал себя одиноким в постели. Он открылся Мюрату:

— Вот уже несколько дней я вижу только усатые лица. Это становится скучным.

Маршал добровольно взял на себя роль посредника:

— Я знаю одну даму из Генуи, она красива и остроумна и очень бы хотела познакомиться с вами.

Глаза Наполеона загорелись.

Мюрат, как настоящий придворный угодник, сначала сам решил отведать прелестей красотки, а потом описал Императору заманчивые детали. У Императора всерьез разгорелся аппетит, и он послал Констана за той, которая вскоре явилась, залившись краской смущения.

— Мне сказали, что вы красивы, — встретил ее Наполеон. — Но мне солгали, вы — очень красивы.

Чрезвычайно растерявшаяся девушка расплакалась. Чтобы успокоить ее, он стал снимать с себя одежду.

В три часа утра, считая, что настоящий Император должен заботиться о своих подданных, он проводил ее до самого дома, и, вернувшись, спокойно уснул, думая о Жозефине… Во время своего пребывания в Булони он ежедневно оказывал честь красивой генуэзке, ни имени, ни фамилии которой не оставил для истории Констан в своих "Мемуарах".

Однако нет сомнений в том, что не все свое время Наполеон проводил с прелестной подружкой. Склоняясь над картой Англии, он изучал ее береговые очертания, казавшиеся ему наиболее благоприятными для высадки, и по десять раз в день взбирался на прибрежные скалы, всматриваясь вдаль, не идет ли французская эскадра. "Когда Вильнев со своими кораблями будет здесь, чтобы защитить три тысячи шлюпов, — говорил он, — мы пересечем Ла-Манш и победим англичан у них в доме". И он долго всматривался в горизонт через свою подзорную трубу, но ничего не видя там, начинал нервничать.

Но вот пришла удручающая новость: адмирал Вильнев, считая задуманное Императором предприятие чересчур рискованным, решил остаться в Кадисе. Наполеон страшно разгневался. Круша мебель в своем кабинете, он принял ошеломляющее решение: "Ну что ж! Раз мы не можем разгромить англичан на их острове, отправимся бить их в Австрию!"

Тем временем в Европе сформировалась новая коалиция. Россия, подкупленная Англией, согласилась объединиться с Австрией, и, как пишет Сен-Жорж де Бушелье, "часть Старого света уже приготовилась опрокинуть Францию. Миллионы солдат уже были на марше, двигаясь с Урала и с полярных ледников".

Изменив тактику, Наполеон немедленно двинул войска из Булони на Рейн, а сам возвратился в Сен-Клу, чтобы подготовить новый план.

После года мирной жизни опять началась война. Но при Дворе о ней никто и не думал. Когда Император появился в Париже, весь Двор потешался над приключением, героиней которого стала мадам де Сталь. Император, ненавидевший ее, узнав эту историю, испытал несколько приятных минут. Вот что рассказал об этом виконт Бомон-Васси:

"Мадам де Сталь была приглашена на охоту в Мортефонтен. Но была настолько скучна со своей манией философствовать по всякому поводу, что охотники поспешили оставить ее в одиночестве наслаждаться деревенскими красотами. Оставшись одна, она взяла "Жизнь Марка Аврелия" и отправилась с нею в лес. В семь часов вечера, когда охота уже закончилась, она все еще сидела на стволе дерева, погрузившись в свою книгу. В это время через лес проходил бравый и красивый гвардеец, который больше предавался празднествам в честь Бахуса, чем охоте.