"Она согласилась прийти в этот вечер к Императору между десятью и одиннадцатью. Император в ожидании ходил по комнате, выказывая столько же волнения, сколько и нетерпения. Каждую минуту он спрашивал, который час. Наконец в сопровождении какого-то человека появилась мадам Валевская, но в каком виде… Бледная, молчаливая, с глазами, полными слез. Я повел ее в комнату Императора. Она едва держалась на ногах и, дрожа, опиралась на мою руку. Я ввел ее и тотчас вышел вместе с сопровождавшим ее человеком. Во время этого свидания мадам Валевская плакала, и ее рыдания были слышны через дверь; от ее стонов у меня сжималось сердце. Вероятно, в первую встречу Император ничего не добился от нее. К двум часам утра Его Величество позвал меня. Я вошел и увидел, что мадам Валевская, прижимая платок к глазам, плачет горючими слезами. За ней пришел тот же человек, и они ушли. Я думал, что она больше не придет".

Возвратившись к себе, все еще плачущая Мария послала мужу следующее письмо:

"Вашей первой мыслью будет упрекнуть меня, когда Вы узнаете причину, по которой я пишу это письмо. Но, когда Вы его прочтете, Вы будете обвинять себя самого. Я сделала все, чтобы открыть Вам глаза. Увы! Вас ослепило тщеславие, называемое патриотизмом. Вы не хотели видеть опасности. Я провела несколько часов минувшей ночи у… Ваши друзья по политике скажут Вам, что это они послали меня к нему. Я вышла, не запятнав вашу честь, но обещая вернуться сегодня вечером. Но я не могу, так как знаю, что произойдет"…

На следующее утро какая-то дама принесла Марии большую шкатулку, букет цветов и бриллиантовое ожерелье. Молодая женщина в ярости бросила на землю дорогое украшение. Посланница протянула ей записку, содержание которой достойно мидинетки, принесшей эти дары:

"Мария, моя нежная Мария! Моя первая мысль — о тебе, мое первое желание — опять видеть тебя. Ты придешь, не правда ли? Ты мне обещала. А если нет, орел сам прилетит к тебе. Тебе доставили букет? Пусть он станет тайным звеном, соединяющим наши тайные отношения. Среди толпы, окружающей нас, мы будем слышать только друг друга. Когда моя рука ляжет на мое сердце, знай — оно целиком занято тобой, и чтобы ответить ему, ты сожми этот букет. Люби меня, моя прекрасная Мария, и пусть твоя рука всегда сжимает этот букет"…

На обеде Мария появилась без букета, а вечером, буквально выталкиваемая патриотами, снова пошла к Императору. Ее встретил мамлюк Рустан:

— Поздно, очень поздно. Император очень сердитый. Ждать долго, очень долго, мадам графиня, — сказал он с акцентом. Затем они вошли в салон, где Император ждал ее, греясь у огня. С холодным видом Мария положила на стол шкатулку с бриллиантами:

— Ваше величество, простите меня, но я не люблю украшений. И кроме того, они слишком дороги для сувенира.

Император топнул ногой:

— Мне плевать, что вы любите, а что — нет!

Он приблизился к ней, осматривая ее костюм — на ней были пальто, шляпа, вуаль, перчатки, черные ботинки — и воскликнул:

— Актриса! Вам не хватает только монашеского чепца!

Она пыталась протестовать:

— Но я пришла в такой час…

— Садитесь! Туда! Как вчера! И теперь скажите, разве я не прав, называя вас актрисой?

Она начала дрожать:

— Я не понимаю, сир, чем заслужила такое обращение?

— Вы, наверное, не читали Лукреция, написавшего "Славянские султаны", где он упоминает о поляках.

— Я не понимаю…

— Сейчас поймете… Мадам не обманывает доверия ничего не подозревающего мужа, но обманывает того, кого она назвала всемогущим… Играет в дипломатию, желая познакомиться с Императором, и отказывается от его подарка… Подходит на дороге к мужчине, но нужны правительственные делегации, чтобы она пообедала с ним. Когда для большого бала более уместно черное платье — она одевается в белую кисею, а для визита к Императору, который все время ходит рядом со смертью, вырядилась в траур!..

По лицу Марии скользнула бледная улыбка, и Наполеон взорвался:

— Я был неправ, назвав вас актрисой. Я должен был сказать — сумасшедшая!

Затем он ударился в пространные рассуждения. (Этот эпизод донесен до нас графом Орнано, родственником Марии Валевской и ее биографом.)