После съемок, которые закончились всего несколько минут назад, она успела переодеться и сменить прическу. Ее макияж безупречен, выглядит она так, будто сошла с обложки журнала. Тонна штукатурки, скрывающей обнаруженный утром прыщ на моем подбородке, начинает трескаться при виде ее совершенства. Выглядит Син Мин Гён сногсшибательно.

Правда, это самый подлый человек из тех, кого я встречал в своей жизни.

В окружении своих помощников она входит в лифт, оттесняя нас с моим куратором в угол. Вижу, она бросает на меня мимолетный взгляд, а уголок ее рта слегка приподнимается.

– Аньон хасейо, – почтительно приветствую я ее, слегка кланяясь ей в спину.

– Я же просила тебя не есть так много шоколада. Кожа у тебя – полный трэш, – говорит она.

Я давно усвоил, что безопаснее просто кивать и не отвечать на ее колкости. Я знаю свое место.

– Сцена сегодня получилась очень хорошо, согласна? – спрашиваю я.

Из лифта выкачивают остатки воздуха, и, задохнувшись, все замертво падают на пол. По крайней мере такое впечатление создается, когда она издает невыносимо долгий вздох. Вот блин. Мне следовало придерживаться первоначальной стратегии – держать рот на замке.

Она не отвечает.

Двери лифта открываются, и мы несемся через вестибюль к парадному входу. Толпа поклонников приходит в движение, на мгновение меня ослепляет куча вспышек.

– Минджин! Минджин! – выкрикивают фанаты название нашего тандема. Пока мы пробираемся сквозь толпу, Мин Гён приникает ко мне. Она заправляет волосы за ухо, демонстрируя застенчивость и скромность, достойные наград киноакадемии. Я кладу руку ей на спину.

Я хочу остановиться и поблагодарить каждого, кто нашел время и так долго ждал у дверей, чтобы увидеть меня. То, что они здесь, реально круто. Однако делать нам этого не разрешено. Каждое взаимодействие с фанатами должно быть тщательно подготовлено. Мы с Мин Гён молча улыбаемся, вежливо раскланиваемся сразу со всеми и продолжаем двигаться.

Пока мы ждем машину, Хэ Джин кивает мне. Это сигнал, что я могу попрощаться с фанатами. Я оглядываюсь назад и машу толпе рукой, потом запускаю пальцы в свою чересчур длинную челку, вызывая очередную волну криков. Подмигиваю фанатам и складываю большой и указательный пальцы в мини-сердечко. У толпы просто крышу сносит.

Воздух, наполненный восторженными криками, пронзает страдальческий вопль.

– Оппа! Я люблю тебя! – Какая-то девушка протягивает руку, отчаянно пытаясь прикоснуться ко мне. Толпа, как по команде, бросается вперед. Девушка врезается в ограждение, на ее мокром от слез лице застыл ужас. Расталкивая фанатов локтями, я прорываюсь сквозь толпу, чтобы попытаться помочь ей. И тут моя нога застревает между двумя прутьями, а лодыжка неестественно выворачивается. Я кричу, лицо перекосило от боли.

Чувствую, как меня похватывают и поднимают с земли две сильные руки.

– Прочь с дороги! – слышу я крик Эдди. Он выдергивает меня из толпы и быстро заталкивает в подъехавшую машину. Дверь захлопывается, и мы уносимся прочь, в заднем стекле маячат неясные очертания фанатов.

– О чем ты только думал? – шипит на меня Хэ Джин.

Образ Хэ Джин тщательно продуман: классический черный брючный костюм от Armani и белая шелковая блузка. Из ее гладкого пучка на затылке не выбивается ни один волосок. Но видно, что она измотана.

– Толпа ее раздавила, – говорю я. – Прости. – Я постоянно извиняюсь. Неважно, считаю я, что, и правда, накосячил, или нет.

– Ты подвергал опасности всех, включая ту фанатку, – сурово произносит Хэ Джин. – А что, если бы тебя сфотографировали с таким нелепым выражением лица? Ты знаешь правила.

Я закрываю глаза и проглатываю застрявший в горле комок раздражения. Не знаю, на кого я злюсь больше – на нее или на себя. Разумеется, она права. Я знаю правила, и я облажался. Беззвучно вздыхаю и пытаюсь заглушить шум в голове. И не обращаю внимания на страшную боль в лодыжке.

Я делаю глубокий вдох. Машина новая, и в нос ударяет запах кожи. У нашего семейного автомобиля из моего детства была грязная обивка, в пятнах и дырках, в салоне стоял какой-то кислый запах, от которого невозможно было избавиться, как мама ни старалась.

Когда я впервые приехал в Корею, я был бедным болезненным ребенком. Последовали три изнурительных года обучения по особой программе. По сути, это был инкубатор для выведения новых талантов, которые призваны стать крупными звездами K-pop или корейских дорам. Мне помогли развить то, что корейцы называют шармом. И теперь я играю главную мужскую роль в «Любви и Сеуле», долгожданном сериале о несчастных влюбленных подростках. С тех пор, как его начал транслировать Netflix, наша аудитория стремительно растет. Мы вышли на международный уровень.

Я не могу принимать это как должное. И я не могу все просрать.

– Мы везем тебя на интервью немецкому журналу, а затем ты поедешь в Entertainment News Canada. Минги будет в цветочном платье от Gucci и переоденется в бледно-лиловое от Celine. Джин Сок наденет красный свитер Supreme, а затем переоденется в белую рубашку Balenciaga на пуговицах. Похоже, в те дни, когда ты носишь белое, твоя популярность среди североамериканских фанатов достигает наивысшего уровня.