— В смысле? Письмо от администрации района выбросить? И почему оно пришло тебе по другому адресу?.. Рита, продолжай протирать, а я пока посмотрю, что это.

Письмо гласило: «Товарищ Новосельцев В.И.! Вам надлежит явиться в Райисполком по адресу: Русская, 19, кабинет 308, для получения ордера на квартиру…»

«Ордер на квартиру!» — ахнула я мысленно. Значит, Вадим, судя по адресу на конверте, прописан где-то в другом месте, и теперь ему дают новую квартиру! Интересно-интересно.

— И когда ты пойдешь в райисполком за ордером?

Вадим отбросил газету и уставился на меня как на полную идиотку.

— Ты что, совсем? — он покрутил пальцем у виска и опять было взялся за газету.

— Да просто скажи, когда пойдешь, и можешь читать дальше, — настаивала я.

На этот раз газета была отброшена с такой силой и злостью, как будто именно эта тонкая хрустящая бумага виновата во всех жизненных неудачах.

— Дура стоеросовая! — прогавкал мужик с особым нажимом на букву «р», — ты чего от меня добиваешься? Ты хочешь, чтобы я ушел? Ну, я уйду!

— Папочка! — взвизгнула Ритка, едва не уронив вазочку, под которой протирала. — Не уходи, ну пожалуйста!

— Да, я дура стоеросовая, — подтвердила я спокойно, хотя совершенно не понимала значения слова «стоеросовая», — но объясни мне, пожалуйста, почему ты до сих пор не сходил и не получил ордер? И не надо орать, мы не в кабине грузовика, здесь и так хорошо слышно. Неужели ты сам не хочешь получить новую квартиру?

Вадим подскочил с дивана и забегал по комнате. Щеки и нос у него раскраснелись.

— Так ты же сказала мне — не ходить и не получать! — проорал он.

Что? Я обомлела. Неужели в те времена так легко доставались квартиры, что люди ими разбрасывались, как ненужным хламом?

— Сядь, пожалуйста, и успокойся, — примирительно сказала я, — давай спокойно поговорим. Я не понимаю, как я могла такое сказать. Ведь отказываться от ордера — неправильно.

Шутка ли — людям бесплатно дают квартиру! Хватать надо и не думать. Пройдет каких-нибудь десять лет, даже меньше, — и никто уже просто так жилплощадь не даст! Уж я-то знаю!

— Ты же сама сказала, что я должен прописаться здесь, а от той квартиры надо отказаться, — Вадим с неохотой вернулся на свой диван. — Эх, до чего же жалко! Наши соседи по бараку получили квартиры в новом доме, я ходил смотреть. Дом новой планировки, с большими кухнями, лоджиями… Там кладовки размером как Риткина комната.

Он тяжело вздохнул.

— Не понимаю, как я могла отказаться, что на меня нашло, — пробормотала я. — А почему я прописана здесь, а ты на Русской, 27-в?

— Братику своему спасибо скажи, — гневно блеснул глазами Вадим, — это же он твоим родителям подселение устроил, когда женился. Мы с тобой и с Риткой прекрасно жили в бараке на Русской. И все хорошо было. Володька здесь остался, с родителями. А потом… потом он привел сюда эту Нинку, — он произнес имя Володькиной жены с явной неприязнью. — Как же, молодая, красивая, восемнадцать лет всего. А она не захотела, видите ли, с его родителями жить. Размен устроила, да еще через суд. Тогда-то твоя мать в психушку и попала.

Дед, услышав наш разговор, пришел в зал и уселся на диване рядом с Вадимом.

— Да что про это вспоминать? — вступил он в разговор. — Да, подселенец был не подарок! Да, у нас тут была настоящая коммуналка! Но все же закончилось. Сашка умер, Альбина быстренько сюда прописалась, и теперь опять вся квартира наша.

— Сашка — это подселенец? — уточнила я.

— Да, а ты что, не помнишь, какие скандалы с ним были?

— Да помню, я, помню, — как можно увереннее сказала я. — Мама же из-за этого в дурдом попала.

— Ну да, — расстроенно подтвердил дед, — и умерла вскоре. А потом и Сашка умер от прободной язвы. Хорошо, что ты с Риткой сюда прописалась. А то бы мне другого Сашку подселили. Кто ж оставит четырехкомнатную квартиру одинокому старику?

Я, кажется, начала понимать. Так, значит, не так все было просто с этими бесплатными квартирами! И наверняка Альбина решила отказаться от ордера, чтобы ее отец опять не оказался в коммуналке.

— Ну, Володька, конечно, урод! — с чувством произнесла я.

— Да не надо про него так, — поморщился дед, — молодая жена его с толку сбила. Нинка сразу свекровь невзлюбила, все время обзывала ее, с высокомерием на нее смотрела. Шипела вечно: "Эта лежачая".

— Почему лежачая? — решила я узнать.

— Мама болела часто, — объяснил дед, — у нее же астма была.

— Да ей наш морской климат просто не подошел, — поделился соображениями Вадим, — она же из средней полосы России была. А тут еще такие нервы. Нинка однажды при мне новые шторы повесила, а старые свекрови в лицо кинула.