* * *

Эдур Бахет — пожалуй, самый богатый человек в Гельте. И, по совместительству, деревенский фельдшер. До гордого звания врача он особо не дотягивает, по моему мнению, ибо всё его лечение основывается на трёх китах: неистовом желании заниматься этим делом, приличном духовном зрении, а главное — на высоком сродстве с Системой. Потому как, дотянув до планки в почти шестьдесят процентов, он, один из трех людей в Лиар Гельте, может пользоваться системным Аукционом, и, соответственно, покупать редкие медицинские трактаты и диагностические артефакты (для себя) и лечебные зелья (для других). Ну и вдобавок играет роль посредника, беря долю малую за покупку системных возвышалок и человеческой алхимии — двух самых популярных товаров на Аукционе. Собственно, с этого большую часть дохода и имеет. А врачует он больше для души. Интересна ему эта тема.

Когда я примчался к его дому, Эдур сосредоточенно пальпировал прямо на веранде живот тощего, как жердь, паренька лет двадцати. Тот стоял с унылым лицом, уставившись в стену, и явно размышлял — на кой ляд он вообще сюда притащился. К Эдуру заходили в основном два типа людей: те, кому помощь требовалась здесь и сейчас, любой ценой, и те, кто приболел чем-то не особо острым (но достаточно критичным, чтобы воообще прийти), но платить за лечение не хотел или не мог. Последние выступали для местного доктора Франкенштейна эквивалентом подопытных свинок, на чьем примере он познавал человеческое тело и его болезни. Если случай был особо интересным — в итоге мог и подлечить, и даже денег вдогонку подкинуть. Паренек явно был из второго типа людей, то есть мог потерпеть. Так что я, не особо испытывая муки совести, с разбегу перепрыгнул невысокий заборчик и вломился на веранду дома.

— Иланна. Побочка… — я практически сипел, в груди что-то клокотало, воздуха критически не хватало. — … от системной… возвышалки. Скорее…

Эдур моргнул, выходя из своих мыслей. Мгновение помедлил, глядя снизу вверх на своего текущего пациента, после чего, видимо, пришел к тому же выводу, что и я. Этот — подождет. Так что единственным вопросом Бахета было:

— Она у себя?

Дождавшись моего кивка, он пружинисто вскочил на ноги и, обогнув мое хрипящее тело, с куда большей скоростью рванул в ту сторону, откуда я прибежал. Плюсы молодого Заклинателя: мало того, что скорость он развил куда выше, чем у меня, так еще я был практически уверен, что он даже не запыхается за эти добрые километра четыре, что лежали между нашими домами. В моем же случае даже Закалка не смогла компенсировать тело, не успевшее вырасти до конца, дойти до своего пика формы и, тем более, Переродиться. Пробежал-то я более чем достойно. Для своего старого мира. На Земле, уверен, получил бы за такой забег какое-нибудь звание мастера спорта, не меньше. Но вот дыхание успокоиться все никак не могло, так что путь обратно вышел куда более долгим…

Когда я все же добрался обратно и, тяжело дыша, ввалился в комнату матери, кризис уже миновал. К лицу Иланны постепенно возвращался цвет, дыхание выровнялось и стало более глубоким. Она спокойно лежала на кровати, все еще без сознания, но уже явно в куда более приемлемом состоянии. Дед притулился в уголке на стуле, напряженно закусив губу и наблюдая за Эдуром. Последний же в глубокой задумчивости ходил вокруг моей матери, периодически вытаскивая из пространственного браслета диагностические артефакты и прикладывая их к разным частям тела Иланны. Создатели артефактов в данном случае не особо заморачивались красотой, предпочитая голую функциональность: большая часть артефактов выглядели как обычные пластинки — металлические, костяные или керамические. С одной стороны пластины — руны, дающие артефакту требуемый функционал. С другой стороны — «окно вывода», где в максимально сжатом виде выводилась информация о том или ином параметре пациента.

Более рукастые артефакторы могли совместить весь функционал из этих десятков пластин в одну-единственную, да еще и сделать ее красивой, и прикрутить что-нибудь вроде голографического интерфейса… но стоили такие вещи как добрый десяток деревень вроде нашей. Не по кошельку, в общем, какому-то деревенскому фельдшеру, при всем его богатстве.

Наконец, Эдур закончил и уселся на краешек кровати, в раздумьях выстукивая пальцами по колену какой-то бодрый ритм.

— Что-то в итоге понятно, Эдур? — дед первым не выдержал тяжелого молчания. — Не томи!

— А?

Бахет слегка осоловело моргнул, сфокусировав взгляд на наших напряженных лицах. Кажется, он настолько погрузился в собственные размышления, что попросту забыл о нашем существовании.