Он взял мой подбородок двумя пальцами, и я подавила желание вырваться. Покорность, Лиза, покорность. Только она может выручить сегодня.

– Посмотри, какое личико! – воскликнул он, показывая меня своему собеседнику. – Я таких не видел со времен, когда спускался в подвластные миры! Прелестная мордашка светлой, – он говорил так, словно меня не было рядом, или я кукла, которая ничего не понимает. – Кажется, я нашел подругу на ночь. – И вот теперь он обратился ко мне. – Придешь сегодня ко мне в постель, полукровка.

Это даже не приглашение, чистой воды приказ. Если с полукровками обычно так решался вопрос интима, то со мной действительно цацкались. Даже поганец Лэндо не такой поганец как этот темный коршун.

– Благодарю, но что-то не хочется, – я все-таки выдрала свой подбородок из жестких пальцев, холодных, кстати. – Я на без тестостероновой диете.

– Что ты сказала, полукровка?

– К вам в постель я не приду, – по слогам, как для тупицы, повторила я. Все, моя покорность дала трещину. Я Деону отказываю, а тут какой-то хлыщ, причем очень неприятный.

– Подойди, – надавил он, проталкивая мне в голову свою силу, приказывая на метафизическом уровне подчиниться, но не тут-то было – мой щит сначала вечера в полной боевой готовности.

– Нет! – отчеканила я, сдерживая натиск. Вероятно, против грубой силы я проиграю, но эта битва останется за мной. А если меня все же решат взять насильно, и никто не вступиться (никто – это Темнейший), утешусь тем, что насильник умрет вместе с жертвой.

Темный усиливал давление, но я легко отражала атаки. Он психанул и хотел схватить меня за руку, когда я услышала:

– Что здесь происходит?

Санди! Ну слава всем драконам и их яйцам.

– У Темнейшего слишком дерзкая прислуга, – надменно пожаловался темный коршун. Над царевной-лебедью, наверняка, кружил такой же засранец! Правильно Пушкин все написал! В топку его, точнее, стрелой. Спасибо тебе, князь Гвидон, точнее, Санди.

– Лиса принадлежит Темнейшему.

Что?! Никому я не принадлежу! Возмутилась я до крайности, даже рот открыла, готовясь возразить.

– Она его личный адепт и достойна только уважения.

Во-от, уже лучше! Кто бы еще Деону это сказал! Все-таки Санди мне нравился. Правда, знала я его поверхностно, надо бы расспросить Элли.

Коршун наградил меня тяжелым взглядом, но спорить с правой рукой Темнейшего не стал. Я благодарно улыбнулась Санди и, перехватив поднос, пошла дальше работать, но теперь буду внимательней вдвое, а темных с красивыми, но отталкивающими лицами, буду по дуге обходить.

Время неумолимо стремилось к полуночи – скоро мой выход… Но я забыла об этом ровно тогда, когда Санди взял в руки лютню. Его баритон, бархатный и таинственный, завораживал. Он так проникновенно пел о неразделенной любви, затрагивая струны не только инструмента, но и в моей душе. Не знаю, как другим, но мне казалось, что поет Санди лично для меня. Но пел он для другой…

– Ты не знаешь, кто это? – шепнула я Элли, стоявшей рядом, тоскливо опустив ресницы. Она бросила косой взгляд на незнакомку, о которой я спросила.

– Эта дочь ректора Кастроу.

– Ого! – не удержалась я.

– Мишетта. Отдел судьбы мира под звездами – ее вотчина.

– Понятно.

Исполняя нежную балладу, Санди смотрел на Мишетту. Она не выглядела влюбленной и даже польщенной. Казалось, что и слушала только уважения ради. Она была красивой брюнеткой с густыми волосами, закрывавшими ее практически до колен. Обычно такие прически выглядят небрежно – кончики посеченные, – но Мишетта смотрелась, как ухоженная куколка.

Я тяжело вздохнула. Чем меньше мы мужчину любим, тем больше нравимся ему… А можно как я: просто делаешь вид, что тебе фиолетово и готово. Сам Темнейший прохода не дает. Нужно Элли рассказать. Пусть берет на заметку.

– Пора, – услышала я над ухом. А вот и Андвари.

– Тебе помочь одеться? – спросила Элли.

– Справлюсь.

Я коротко сжала ее руку, благодаря за поддержку, и отправилась вслед за управляющим. В наряд облачиться было не трудно, драпировать себя сложнее, ну да ладно. Я знаю, за что страдаю и надеюсь, Деон после моего выступления страдать будет больше. Андвари исполнил просьбу и достал для меня шесть легких черных платков, вышитых золотом. Я подкрасила глаза и губы, делая красоту еще ярче, и скрыла лицо, оставляя открытыми только подведенные синие глаза. Собрала небрежный пучок и прикрепила к нему еще один платок: когда я сброшу его – волосы красиво упадут на спину. На такой же манер прикрыла грудь, бедра и ягодицы – простор для фантазии костюм вообще не оставлял, поэтому я его доработала. Нет, я разоблачусь, конечно, но на своих условиях. Я хотела произвести впечатление на Деона, хотела понравиться ему еще больше, хотела, чтобы он мучился, осознавая, что я ему не принадлежу. Вот такая я злыдня.