И Бруно мгновенно сорвался с места взрывая снег стремительными шагами. Пинелли лишь не более чем на секунду задержался. Но они не успели и уже не успевали — Франсуазо неловко вышагнул из-за дуба, медленно опустился на колени, а потом как-то безвольно осел, заваливаясь вперед лицом в холодный снег.

Леонардо сперва удивленно смотрел на упавшего слугу, суматошную возню вокруг него Бруно и Пинелли, перевел взгляд на револьверы, потом поглядел на свои следы на снегу и глубокие вмятины от своих кувырков. Понимание произошедшего еще не пришло, не сформировалось в кристальную истину, но слабый отблеск догадки уже был. Так, вот тут он делал «крест», а вот тут стрелял с колена. А вон там он двигался пригибаясь влево. Двигался влево?

Леонардо сделал несколько коротких шагов в сторону, бросил короткий взгляд на сгорбленные спины Бруно и Пинелли. И все понял.

Демоново проклятье! Ангелово дерьмо! Тупой идиот! Вот зачем?! Для чего?! Зачем этот кретин вылез из-за дерева?

Леонардо сильно прикусил губу, переносицу прорезала тяжелая складка. Первый шаг он делал медленно, затем все быстрее и быстрее. Когда он оказался напротив куска кожи с выложенными на нее патронными ящиками и кобурами револьверов, он почти бежал.

— Бруно? Что с ним?

— Все, милорд. Отошел — Бруно сильно сдвинулся в сторону, открывая взгляду Леонардо мраморно-белое лицо Франсуазо и два широких бордовых пятна на его груди и левом боку обрамляющих вспоротую пулями ткань теплого кафтана.

— Франсуазо, наверное, зачем-то высунулся из-за ствола дерева, милорд. Словно сам Совершенный толкнул его под руку. Та самая глупая нелепость, милорд. Посмотреть, наверное, хотел. Ну вот и посмотрел.

Леонардо чуть наклонился вперед, пристально всмотрелся в лицо Франсуазо будто что-то пытался прочесть в остекленевшем взгляде слуги, негромко произнёс:

— Такая нелепая, глупая смерть. Наиглупейшая смерть.

Он чуть помолчал и повысил голос:

— Я отпишу родственниками и кептену Марко, что он погиб от рук разбойников. На… На мосту Утопленников. Да, так будет лучше для него — героически погиб, преследуя напавших на нас негодяев и подлых мерзавцев.

Леонардо сделал короткую паузу и закончил:

— И приложу к письму вексель нашего банковского дома. Для его семьи. У него же есть семья, Бруно?

— Да, милорд! Хранит вас Бог, милорд! Трое детишек у него. Милорд — это так…

— Не стоит, Бруно! Пиллини, перезаряди револьверы. Не сейчас — когда закончите с телом.

— Слушаюсь, милорд.

Леонардо передал оружие в руки Пиллини и развернулся к мишеням. Прошелся вдоль развешенных овалов скрипя снегом, критически оглядел натянутую ткань и угольные метки, вновь прикусив губу.

М-да-а-а…. Жалкий результат. Всего шесть попаданий! Ровно половина пуль мимо! А те что попали… Леонардо досадливо скривился — два попадания в самые верхние края мишеней, остальные четыре ну чуть-чуть ближе к центру. Да, учиться ему еще и учиться! Но он все равно научиться! И превзойдет того стрелка с дурацким прозвищем! Или он не Леонардо Мауриччи де ла Маттэо де Франко Раннийский! Кстати, а во Франсуазо он метко попал — так что не шесть более-мене точных выстрелов, а все восемь. И два из них смертельных! Не все так плохо, не все так плохо…

Но в трактир с их скорбной ношей они заезжать не будут, это точно, и жаренный поросёнок вместе с доступными подавальщицами, симпатичными и юными дочками мельников сегодня не удостоятся его внимания и благосклонности. Очень жаль. Какой все же болван этот Франсуазо! Ну тогда… Тогда он съест кусок воздейского сыра, пару колбасок, глотнет немного вина из фляги и поупражняться со шпагой еще раз, пока Бруно и Пинелли возятся с телом. А почему бы и нет?

— Бруно! Где воздейский сыр и колбаски?

Когда они закончили хлопотные сборы и наконец-то увязали тело Франсуазо на седло — его кобыла не давалась, храпела, роняла пену и дичилась от запаха крови, был уже четвертый час после полудня. Легкое недовольство Леонардо непредусмотренной задержкой оформилось в сочащееся ядом раздражение, окончательно похоронив под собой жалкие остатки хорошего настроения от конной прогулки. Да еще при повторной тренировке перехода на третью позицию с контратакой, он неловко споткнулся об корень, и теперь тупая и ноющая боль в голеностопе бесила и выматывала нервы. Так что, когда они почти уже вымахнули с поляны на тракт и столкнулись взглядами с подозрительной тройкой всадников в темных плащах, то Леонардо не стал себя сдерживать громко и зло выкрикнув:

— Сonsto! Именем Святой инквизиции, остановитесь! Кто вы такие и куда…

И он даже ничуть не удивился и не изумился, а скорее как-то по-детски обрадовался, когда пола плаща всадника с краю резко откинулась в сторону, являя на свет уже заряженный малый двухдуговой пехотный арбалет.

Глава третья.