Но Леонардо это не пронимает, не цепляет, не волнует и не трогает. Небрежно брошенный второй револьвер по самую рукоять утонул в снегу, ногти пальцев левой руки беспощадными клыками в клочья, в мясо, рвут застегнутый клапан куртки на груди. Пальцы правой руки стальными змеями в немыслимом изгибе извлекают шомпол револьвера. С еле слышимым лязгом откидывается вниз дверца барабана. Зубы прикусывают стальные тельца вырванных из кармана патронов. Язык, обожженный жгучей кислотой святой магии, пытается спрятаться в глубине рта, омываемый потоком слюны. Глупая мысль — так ведь можно и захлебнуться, дурным метеором мелькает в сероте сузившегося сознания. Метеорами падают на землю, вытолкнутые шомполом отстреленные гильзы. Раз, два, три. И набатным громом, искренней молитвой звучат в голове слова-заклинания, слова-просьбы — стой, говори еще, говори со мной! Не подходи! Дай мне время! Дай!

И ему дали, и он успел. Хищно клацает дверца-челюсть насытившегося патронами барабана вставая на место. Рука поднимает вверх бездушный механизм с маленькими детьми смерти внутри его тела.

— Мальчик-инквизитор упрям? Или просто глуп? Мальчик до сих пор не понял, что его стреляющие игрушки ничто перед Силой Совершенных?

Совершенный продолжает улыбаться змеящейся улыбкой уже с нотками презрения и неуместной жалостью к глупцу, что дрожащими руками наводит на него ствол бесполезного оружия.

— Мальчик говорит тебе — умри, тварь!

Голос Леонардо хрипл, голос его тверд и невероятно громок, но Совершенный его не слышит, потому что все заглушено басовито-звонкой нотой, что не существует, но она есть и она звучит так — данц-ц, данц-ц, данц-ц!

Воздух плавиться от ослепляющего огня выхлопов, воздух жалобно кричит от жалящей боли, разрываемый свинцовыми кометами. А левая рука сама по себе, самостоятельно покинув назначенное ей разумом место, с наглой бесстыдностью ищет на боку планшет. С сокрытыми в нем листами бумаги. Потому что это зрелище, эту прекрасную картину нужно, просто крайне необходимо увековечить хотя бы на бумаге, раз нет под рукой холста. Ведь они так прекрасны, так изумительно красивы, эти расцветающие багровыми розами кровавые пятна на плече и груди Совершенного. Третьего пятна не было — рука Леонардо дрогнула и вместо кровавого цветка во лбу Совершенного, на его скуле пролегла тонкая красная линия.

— Не… Нео-ожидан… Н-но… Ма… Мальчик-инквизи…

Совершенный покачнулся, переступил с ноги на ногу, неверяще провел по скуле своего лица. Пальцы его безвольно разжались, выпуская на свободу рукоять хищного тальвара. Правая ладонь в бесплодной и бесполезной попытке вжалась в грудь. Она пыталась, она хотела обхватить и сжать в горсти кровавый цветок. Рука Совершенного хотела вырвать шедевр флористики, что вырастил на его теле Леонардо, но не смогла.

Леонардо перекинул в левую руку револьвер, правой извлекая из ножен шпагу и сделал шаг вперед. Шагнул осторожно, мягко ступая, шагнул напряженным как струна, готовый в любой момент отскочить с линии атаки Совершенного — такие твари сами не умирают, таких необходимо добивать.

Еще один осторожный шаг вперед, еще одни короткий как всполох и быстрый как молния взгляд на противника. Черты лица Совершенного камены, лицо бледнее снега, он качается словно сломанная ветка на ветру, но каким-то чудом сохраняет равновесие. В его глазах клубиться безумным вихрем и разгорается темный пожар, а искривлённый рот вдруг распахивается в диком выкрике:

— Нее-т! Errins”ha… Haffu… Roagroo!

И Леонардо резко бросается в сторону, но не успевает. Не потому что он споткнулся, не потому что он медленен, а просто потому, что на него упало Солнце. Кто же сможет убежать от Солнца?

— Вот так, ваша светлость все и случилось. Я тогда на совсем немного времени сознание потерял, не разрубила тварь мне голову — стальная подложка в шляпе уберегла. Ну и видел, как вы стреляли, милорд. Только встать не мог, руки не двигались и сил никаких не было. А потом уже и не видел ничего — тварь эта заорала что-то и тут же сверкнуло как молния и все, темнота кругом, и я без памяти. Егеря герцогские, что на выстрелы с леса на тракт вывернули, вас, милорд, в десяти метрах нашли — тащило вас по тракту как бык повозку тащит. Весь ваш короткий плащ и всю одежду на спине в клочья порвало. А меня они подняли рядом с Совершенным. Тварь эту вы хорошо приложили, вбили святыми патронами его в землю. Он даже сопротивляться не мог и говорить, когда его егеря вязали, только кровью харкал да шипел как змея.

— То есть этот Совершенный выжил?

— Да, да, милорд. Выжила тварь! И тот арбалетчик тоже душу Богу не отдал. Да и зачем Господу нашему его проклятая душонка? Я узнавал — в казематах они, твари проклятые, на втором уровне оба, железом священным к стенам прикованы.

— Мэтр-лекарь приората их осмотрел? Они могут говорить? Я смогу их допросить?