Леонардо еще раз глухо кашлянул, словно что-то сплевывая, дрянное и с гнилостным вкусом, невольно оглянулся — не услышал кто какую глупую неуместность он только что изрек. Затем огляделся более пристально. Ну как он и предполагал — перепланировка и материальная иллюзия. В действительности на третьем этаже не куцая площадка с одной единственной дверью, а привычно широкое помещение, вытянутое коротким конусом, острие которого упирается в закрытую дверь. Две двери по левой и правой сторонам помещения настежь распахнуты. Наиболее верное предположение, что это комнаты «выпитых» им Совершенных, приближенных и одновременно телохранителей Главы Гнезда. Интересно, Глава так же мерзок на вкус? Леонардо невольно передернуло. Да, Сила бурлит в нем, бескрайним океаном, но… Но вкус ее… Леонардо вспомни запах Совершенного, что томился в камере на минус третьем ярусе приората. Какой непередаваемый аромат! Какая гармоничная композиция запахов! Всего в меру — терпкости, легкости, сладостности. Да, особенно сладостности! Моя прелесть! Пока недостижимая им прелесть.

Леонардо сокрушенно вздохнул, одной рукой сломал-расстегнул серебряную фибулу плаща, сбрасывая его на пол — рванная тряпка, под ногами ей и место. Прижавшись к стене, осторожно заглянул в первую комнату, затем стремительно переместившись на другую сторону коридора, во вторую. Везде пусто и никого нет, что ожидаемо — давно бы выскочили, вон они тут — Леонардо покосился на иссушенные им тела Совершенных — какие боевитые. Аллахакбаровцы хреновы. О, Господь и Сила! А это кто еще такие? И почему им эпитететом название едкого корня?

Громко топая, буквально впечатывая подкованные каблуки сапог в пол, он вошел в одну из комнат. Беспорядочно разбросаны вещи, горшки со цветами перекосившись неустойчиво балансируют на подоконнике. Сами окна запечатаны толстостенными мощными ставнями. Пара картечных винтовалей лежит на взбудораженной разбросанными подушками и сбитым в комок одеялом широкой кровати без балдахина. Рядом с ними, почти сползшие на пол с перекидными ремнями бандольеры с толстыми тельцами патронов в петлях кармашков. Это хорошо. На пустом столе одиноко лежит неуклюжий массивностью и грубыми формами древний кремниевый револьвер. Леонардо взял его в руки, покрутил, примерился. Тяжелый, пружина для надвижения каморы барабана ствола явно слаба. Из-за попадания искр на порох возможен одновременный выстрел сразу из двух камор барабана одновременно. Дрянь, а не оружие! Леонардо бросил револьвер обратно на стол, одновременно с удовольствием вспоминая свои револьверы и одновременно жалея, что их с ним нет — они у Бруно. Вслушался в тишину за закрытой дверью.

Ничего, никакой реакции на создаваемый им шум. Хорошо, еще пара минут осмотра. Бумаг никаких нет ни на втором столе, ни на пюпитре у окна, ни в выдернутых им ящиках из огромного комода. Серая цветом и тоном, из плотного материала, дорожная одежда в раскрытом шкафу. Открытые впопыхах, с развороченным нутром баулы, оплетенные широкими толстыми ремнями. Отзвук от удара приклада дробовой винтовали в торцевую стену всюду однороден и глух — потайной двери тоже нет.

Леонардо поочередно зарядил дробовики, отрегулировал как ему нужно их ремни. Один наклонно и свободно перекинул через шею стволом вниз к левому бедру, чтобы потом сразу перехватить. Второй взял в руки. Шагнул из комнаты в коридор и в навскидку, не целясь, выстрелил в дверь, в место примерного расположения запоров. Брызнуло щепой, разряженный дробовик упал на пол, подошва левого сапога вбила сильным ударом дверь в комнату, тело замерло справа у выбитой двери. И вновь тишина и никакого движения. Умерли там все что ли, с перепуга? Леонардо коротко качнул прихваченным в последний момент на выходе из комнаты револьвером, швырнул его внутрь, громко крикнув вслед железяке:

— Ахтунг! Гранате!

Револьвер гулко бухнулся на пол, проскрежетал коротко металлом, резким стуком возвестил, что он встретил на своем пути препятствие и более планировать по твердым поверхностям не способен. Леонардо на мгновение отлип от косяка двери, низко присел, коротко глянул в комнату и отшатнулся обратно, уходя с траектории ожидаемого выстрела. Параллельно всем этим действиям отстраненно-привычно удивляясь своему неожиданно профессиональному навыку в обращении с незнакомым огнестрелом, умелым киданием каких-то «гранат» и злому ерничанью, выразившемуся в словах, произнесенных на неизвестном ему лающем языке. Нужно входить. Но перед этим Леонардо, подчиняясь какому-то толчку изнутри еще раз выкрикнул в тишину комнаты что-то вновь не свое, чужое:

— Кто не спрятался — я не виноват!

И вошел в комнату чутко поводя по сторонам стволом заряженной винтовали.

В комнате было пусто. Совершенно пусто. Ни комодов, ни шкафов, ни стульев вдоль стен или стола, ни мягких уютных диванчиков. Ни окон, ни настенных или на стойках светильников. Вообще ничего. Только плотно сплетенные циновки покрывающие весь пол. И кинутый им револьвер, приткнувшийся у стены. И еще в ней был… Человек? Человеческий старик? Не человеческий старик?

Леонардо, мягко ступая, по кругу обошел существо. Длинное тело, длинные руки и ноги, вытянутый вверх череп. Черты лица плывут, они андрогинны. Слева женщина, справа мужчина, спереди ребенок. Подбородок острый, нос острый, уши острые на кончиках. Огромные, миндалевидные — такие бывают? — глаза затянуты сплошной чернотой, только в уголках глаз что-то светиться намеком на белый цвет. Все в этом существе кричало о чуждости роду людскому. Все в нем резало глаз, лупило наотмашь ощущением неправильности, нарочитой неслаженности и несложенности. Так режет глаз гротескная карикатура на и так чрезвычайно уродливого человека.