Шасти приободрилась, заулыбалась даже.

Она у меня сильная, умная. Но любит сладкое и бусики. Где бы ей ещё бусики раздобыть, я же обещал?

Кость тут есть в избытке. Те же оленьи рога. Нету Истэчи с его золотыми руками. Как её режут, эту кость? Размачивают предварительно?

— Шаманский огонь — он и не огонь вовсе, — сказала вдруг Шасти. Оказывается, она замечталась совсем не о бусиках, а думала, как мне понятнее всё объяснить. — Это как крылатый посланник. Он переносит жертвенную еду для богов в верхний или нижний мир. Переносит просьбу шамана богам. Огонь Бурки — посланник, понимаешь? Посланник местным духам. Они могут помочь снять печать. Отец изучал шаманов, как умел. Это он мне сказал, что шаманы делят огонь на нижний, багровый, и верхний. Синий огонь Бурки — это посредник, просьба к местным духам. Бурка бы мне сейчас очень пригодился. Мы с ним уже пробовали вместе. Кое-что получалось.

— Мне бы Бурка сейчас пригодился тоже, — вздохнул я. — Не случилось бы с ним чего: молодой он, горячий.

— Я думаю, ты беспокоишься зря. Дух волка простил его раньше, чем пришёл к нам прошлой ночью.

— Почему?

— Потому что огонь к твоему волку явился раньше. Огонь — посредник. Духи стали слышать его. Говорить с ним.

— Ну, я рад. Но всё-таки хотел бы убедиться, что с малым всё в порядке.

Я поднёс всё ещё горячую руку к огню. То ли в свете отблесков так казалось, то ли кожа у меня покраснела?

— Шасти? — спросил я. — А отчего у меня руки горят?

— Как это — горят? — удивилась она. — Они у тебя всегда были горячее моих.

— Но сегодня-то — прямо терпеть приходится. Может, болезнь такая есть?

Шасти взяла мою ладонь, поднесла к щеке, чтобы удостовериться — рука и вправду была очень горячей.

— А когда это началось? — озабоченно спросила она.

— Ну, мы стояли сейчас с Чиеном. И он стал меня пытать, кто я такой, чувствую ли я в себе магию… Я его послал, но руки потом стали греться. Вот даже кожа вроде бы покраснела. И чешется.

— Чешется? — Шасти развернула мою ладонь к огню.

Стала внимательно рассматривать, мять, даже ущипнула.

— А раньше такого точно не было? — спросила она наконец.

— Да нет. Вот только что началось.

— А ну-ка… — Шасти поднялась гибко (только девушка, постоянно сидящая на земле, без стульев и скамеек, умеет так красиво вставать), и отправилась к сундуку. Вытащила свою «книгу заметок», порылась в ней, скомандовала:

— Разверни руку вот так!

Она показала, но потом сама согнула мне пальцы как надо, словно вкладывая мне в ладонь что-то невидимое.

— Теперь представь, что рука согревается и в ней светится огонёк!

— Да ну…

— Давай-давай! Согревается маленький палец, потом тот, что рядом…

— Безымянный?

— Ну, зови так. Потом длинный

— Средний…

В ладонях вдруг полыхнуло, и я вскрикнул.

Огонь тут же погас, а руки на этот раз стали совершенно холодные. Даже замёрзли немного. Разрядились?

— Белый! — заворожённо прошептала Шасти. — Ты видел? Это был совершенно белый огонь!

Интерлюдия

— Ну и что ты скажешь теперь? — тихо спросил Айнур фехтовальщика Чиена, когда тот вернулся к костру.

Ночь прояснилась вдруг. Стало видно огромные костры звёзд на седьмом небе Тенгри. Памятливый Качар перестал балагурить и завёл сказание про богов и духов, тайно живущих среди людей.

Чиен подсел к командиру поближе и поворошил огонь.

— Скажу то же, что уже сказал: безродный мальчишка в тринадцать зим не может так биться и так говорить с людьми. — Фехтовальщик был задумчив, но, как и всегда, спокоен и сдержан в эмоциях. — Наш «заяц» — совсем не заяц, а дракон, — пояснил он свои сомнения. — Или парень… вдвое опытнее и старше. Слыхал, как он командует вайгальскими воинами? А с нашими как огрызался? Вигра вон поджал хвост и до сих пор подбирает слова, чтобы ответить. Дерзкий заяц, колкий… Прямо как княжич.

— Но черты его — незнакомые! — Айнур едва удержался от крика.

У драконьей крови — худо со сдержанностью. И если на людях Айнур надевал маску сурового молчуна, то при своих — то и дело срывался. Причин-то у командира всегда хватает, чтобы поорать.

Ведь как было бы здорово, отыщи они сейчас младшего княжича, что позабыл себя от магических ран. И как было бы хорошо, если бы позабыл!

Княжич с рождения — ведь та же драконья кровь — был своевольным. Чуть что — хватался за меч.

Позабудь он свои дурные манеры, всем была бы от этого только польза. Айнур смог бы продолжить командование, а воины обрели бы надежду в младшем сыне правителя Юри.

Но «заяц» оказался похож на княжича только ростом да тем, что перекидывал меч из правой руки в левую.