Случись это днем раньше, он не колеблясь упал бы в нее. Но сегодня все чувства Митрича были обострены, он знал о коварстве трубокопателей и был морально готов к траншеям. Электрик прошел по мосткам грациозно, как самый настоящий канатоходец и, оказавшись на другой стороне доски воскликнул:

— Ха! Съели, землеройки⁈ Миотча голыми руками не возьмёшь!

В этот момент в окне появилась Жаба. Она, видимо, караулила появление электрика. Это стало уже ее личным маниакальным увлечением.

— Неужели? — Крикнула она в окно. Балкон, к сожалению, выходил во двор, поэтому директрисе приходилось использовать форточку. — А я уж думала, сегодня снова будут приключения.

Ослепленный гордыней, Митрич решил сделать какой-то красивый жест рукой, что-нибудь из репертуара Боярского и мушкетеров. Он поднял конечность, открвл рот, планируя сопроводить все это особо ироничным высказыванием, попятился назад и… упал в яму с телефонным кабелем.

Буквально через несколько секунд об очередном падении электрика узнал весь дом. В этот раз везение Митрича закончилось. Падая, он сломался в хрупком месте, и в свой крик вложил всю экспрессию, на какую способен сорокалетний электрик.

В окнах снова появились заинтригованные соседи. По отдельным звукам и словосочетаниям им удалось установить суть происходящего. Кто-то добежал до соседнего дома, где телефонная связь была исправна, и вызвал скорую помощь. Пока неотложка ехала, Митрич успел обогатить русский язык шестью новыми отглагольными прилагательными и все они имели отношение к Жабе. Электрик окончательно уверовал, что во всем виновата именно она.

Скорая приехала, Митрича извлекли из ямы, отправили в больничку и красиво оформили в гипс.

Первую неделю ему мучительно хотелось выпить, остальное время он провел, мечтая почесаться и строя коварные планы мести. Под гипсом дядя Митя сросся на славу, когда его вынули наружу, он сразу пошел и купил поллитру. Накопилось много дел, он стремился наверстать… Но самое главное дело — это месть. Месть Жабе которая, по мнению Митрича, стала причиной всех бед. Вот так он решил.

Директриса лето провела на даче, в городе появлялась редко и понятия не имела о том, какие тучи сгустились над ее головой. Но с окончанием дачного сезона, прозрела.

Вот уже две недели она жила, как Катерина Островского в темном царстве. У всего дома свет был, а у Жабы в квартире — нет. Она третировала ЖЭК, писала жалобы, обвиняя во всем Митрича, который совершенно наглым образом целенаправленно превращает ее жизнь в ад. Но все это не имело смысла. Приходили другие электрики, чинили провода, в квартире директрисы наступал праздник, однако поутру, свет снова исчезал.

— Короче, все знают, что это — Митрич, но доказать Жаба ничего не может. Вот и бесится. — Закончил свой рассказ Демидов. — И главное, электрик категорически отказывается идти на перемирие. К нему даже ходили делегации разного толка. Он упорно твердит, будто ни при чем. А как ни при чем?

— Отлично! — Я хлопнул одноклассника по плечу, потом посмотрел на Макса. — Значит так. Скажешь, что я забыл… Не знаю… Дневник забыл и побежал за ним домой. Первым уроком все равно биология, а она нормальная, добрая. Простит пропуск.

— Не понял… — Макс удивленно поднял брови. — Ты что-то задумал?

— Я задумал, как сегодня всех нас спасти от родительского гнева, но взамен, вы сделаете кое-что очень важное. Сейчас говорить пока не буду. Нельзя тратит время, но имейте в виду. Я спасаю ваши задницы от солдатского ремня. Вы потом возвращаете должок. Все. Увидимся через час.

Я, оставив за спиной ошалевших друзей, рванул в сторону кабинета директрисы. Насколько помню, она всегда приходила к первому уроку. Я сделаю ей предложение, от которого она не сможет отказаться.

— Александра Ивановна, можно? — Я сунул голову в кабинет директора, изобразив на лице максимально приятную мину.

Это мы умеем. Приходилось с армейским начальством сталкиваться не раз, знаю, как нужно строить диалог в таком случае. Жаба, конечно, не армейской начальство. Она хуже. Но я справлюсь.

— Петров? Что случилось⁈ — Директриса вскочила из-за стола, за которым сидела, ухватившись при этом за сердце.

Ее слегка качнуло в сторону, но ценой героических усилий она удержалась на месте. Одна рука Жабы лежала на груди, весьма объёмной, а вторая что-то лихорадочно искала на столе. Подозреваю, валерианку. Возможно, корвалол. Возможно, сразу и то, и другое.

— Да ничего не случилось. — Я бочком протиснулся в кабинет, испытывая при этом некоторую гордость за родной класс.

Вот, что значит, репутация. Всего лишь поздоровался, а у директрисы прединсультное и прединфарктное состояние.

— Ничего? Точно? — Она даже как-то расстроилась. Будто я подвёл ее, не дал еще парочки поводов для разговора с родителями.