— Я боялась. И сейчас боюсь, за Макса и… не только. Мне трудно поверить, что Тед мёртв. Он был чудовищем, для него не существовало границ жестокости. Он умеет отнять последние крохи надежды и смелости. После принятия им наследия наш брак почти полностью распался, и он начал множество судебных разбирательств. У меня… не было таких ресурсов, неожиданно для себя я обнаружила, что мои разработки включены во множество незаконных артефактов, которые продавались в другие королевства.

Она отвернулась, стараясь скрыть боль от воспоминаний. Видимо, ей не хотелось делиться этим со мной, но Макс не хотел её слушать, и она надеялась, что я передам ему эту информацию или же уговорю его поговорить с ней.

— Я продала ему всё, постепенно, пытаясь выбраться из этой ямы, тратя огромные суммы на законников. Мне не нужны были права на мои разработки, но мне нужно было сохранить право опеки над Максом, а для этого мне нужно было избежать судимости. Но… против моего второго мужа, Дрэйвена, тоже начали расследование, из-за его исследований в республике Цитос. И… его выдали республике как цену за начало политических отношений.

Я вспомнила, что Лора уже говорила мне о республике Цитос:

«Никто не помог мне, когда я месяцами умирала в чёртовом каменном мешке в Цитосе, когда меня заставили сделать невозможный выбор»

— Я просто хотела навестить мужа, — продолжила Лора, — и в первое же посещение меня посадили рядом с ним, по сфабрикованным обвинениям, которые в Астурии давно были закрыты. Я всегда считала, что ничто не заставит меня отступиться от Макса, но несколько месяцев в почти пыточных условиях быстро изменили моё мнение о собственных силах. Нас выпускали в комнату с единственным окном раз в неделю, кормили раз в день, и каменный мешок был устроен так, чтобы мы никогда не могли полностью выпрямиться… Тед приходил раз в месяц… давал выбор. Я могла выйти наружу, или Дрэйвен. И тот, кто окажется на свободе, должен был молчать. И конечно, я не смогла бы претендовать на Макса. И так всю жизнь, иначе второй из нас умрёт. Когда Тед пришёл в третий раз, я согласилась, — её лицо исказилось от вины и гнева. На себя. — Я была на пятом месяце беременности.

Последние слова она произнесла совсем без эмоций, словно ей пришлось отрезать от себя все чувства, чтобы рассказать об этом. Возможно, она никому не говорила о том, что произошло.

И сейчас она делала это только ради Макса.

— Вина за этот поступок никогда меня не оставляла, и я знала, что не смогу подвергнуть Дрэйвена ещё большей опасности. Он и так в тюрьме уже пятнадцать лет… из-за того, что связался со мной.

Я молчала, не зная, что ответить на такое признание. Всё оказалось куда хуже, чем я ожидала. Она жила с этим чувством годами, виня себя за отказ от Макса, за то, что жизнь её бывшего мужа была полностью разрушена.

— А ребёнок… — начала я.

— Родился мёртвым, — сухо ответила Лора. Прежде чем я успела что-то сказать, она продолжила: — Я отправляюсь в Истрэй через два дня, — сказала она, смотря на меня с надеждой.

Она не могла просить напрямую, не умела, но рассказала мне всё это не случайно.

— Я попробую, Лора, — тихо ответила я.

В её глазах впервые за долгое время мелькнула надежда.

Тем же вечером, нервничая, я постучала в дверь апартаментов Макса. Я никогда раньше не приходила к нему вечером, но он был очень занят сегодня, и мне никак не удавалось его застать. С протестов, когда мы с Максом были вместе каждый день, боясь за жизнь друг друга, мы не были близки физически, скорее, поддерживали друг друга, как могли, после всего, что произошло. Поэтому, когда Макс открыл дверь, его брови удивлённо взлетели, а в глазах загорелся огонёк ожидания.

— Проходи, — пригласил Макс, и я вошла внутрь. Проходя в гостиную, я достала из сумки коробки солёных крекеров и конфет ручной работы. Я чувствовала взгляд Макса всем своим телом, и этот взгляд заставлял меня нервничать.

Апартаменты были почти пустыми. В отличие от меня и Эммы, Макс не обзавёлся новой мебелью. Здесь не было ни цветов, ни даже скатерти — только минимальный набор мебели, предоставленный при заселении.

Я подумала о том, что нужно, наверное,заняться этим. И только потом осознала о чем я думала.

О том, чтобы сделать жилье Макса более уютным.

— Вина? — предложил Макс, заметив моё волнение. Я покачала головой. Он стоял, прислонившись к косяку двери, уставший, но всё такой же неотразимый и уверенный в себе, словно всё, что происходило, никак не отражалось на нём.

— Давай не будем обманывать друг друга: у тебя даже бокалов нет, — с улыбкой, ответила я. — Я лучше организую чай.