— Он стал мне грозить, что пойдёт в полицию, пойдёт к Клементине Вентворт. Пусть, говорит, меня сана лишают, и как угодно наказывают, и отлучают, я всё равно никудышный священник. Долго он у меня сидел и потом ещё приходил. Ладно, Рона тогда дома почти не было. Тогда депо бомбили и железную дорогу, и они круглые сутки там работали, восстанавливали. А у меня тогда Фредди уже родился, и я с ними со всеми четырьмя только-только отстою во все лавки очереди за продуктами, приду домой, а там опять он! Отец Мейсон. Такое зло меня взяло, говорю: «Да и идите в свою полицию! Доказывайте, что это не мой ребёнок! А я сама голову в петлю совать не стану, чтобы меня посадили ещё!» После этого отец Мейсон сколько-то не показывался, а потом опять. И говорит, что встретился с этой писательницей и всё ей рассказал. Она тоже не хочет, чтобы был суд и кто-то пострадал. Но детей просто менять она тоже не хочет, потому что не может того мальчика отдать, чтобы он в нищете жил. И вот они с отцом Мейсоном придумали, что она обоих воспитает. У меня их и так четверо, скоро пятый будет, мол, вам же легче станет. И она ещё денег была готова дать. Такие деньги, каких мы не то что не видели, а даже не слышали, чтобы они у кого-то были. Отец Мейсон сказал, что мы с Роном сможем на них по-другому воспитать детей, дать им образование… Потом он ещё приходил, приносил еду иногда, масло, яйца, один раз кролика принёс… Кролика, представляете! Я чуть не заплакала. И так мы через отца Мейсона договорились с ней, что она усыновит ребёнка официально. Моего сына воспитает, как своего. Даст ему имя, положение в обществе, деньги, чтобы не было нужды ни перед кем пресмыкаться, как мне приходилось. И она обещала сохранить всё в тайне. Отец Мейсон тоже обещал… Мы выбрали день. Тони отца Мейсона часто видел, так что пошёл с ним. И больше я ничего о нём не слышала. Отец Мейсон принёс деньги. Но я-то, конечно, не собиралась строить на них новую жизнь с Роном. Я хотела, чтобы Рон горел в аду и ничего больше. Забрала детей и ухала. Думала, вот у нас жизнь начнётся! Выучилась на парикмахера. А потом… Видимо, кому судьба в нищете жить, тот так и будет, и никакими силами его из этой ямы не вытащить. Мне выпить нужно! Пожалуйста… У меня просто голова сейчас треснет!

— Не раньше, чем вы ответите на все вопросы, — отрезал Годдард.

— Какие ещё вопросы⁈ Что я ещё могу сказать? Всё уже вам выложила!

Айрис давно заметила, что Руперт, сидевший справа от Дэвида, непрерывно ёрзал, вертел в руках трость, делал судорожные вдохи, как будто собирался что-то сказать, но каждый раз сдерживался… Дэвид сидел на вид спокойно, но Айрис чувствовала, что всё его тело натянуто, точно канат.

— Вы когда-нибудь общались с Клементиной Вентворт или с кем-то из её семьи позднее? — спросила Годдард. — После якобы «похищения»?

— Напрямую нет, но…

— Что это значит?

— Я как-то раз написала ей. У нас были тяжёлые времена, и я подумала, что она могла бы помочь. По её деньгам это мелочи.

— Вы шантажировали её?

— Как? Шантажировала? Что я могла такого рассказать? Да и кто бы мне поверил… Нет, я просто написала. Она прислала денег. Это было в пятидесятом году.

— И с тех пор больше ни разу не писали, не пытались встретиться?

— Нет. То есть, я как-то пробовала увидеть сына, но близко никак не подойти. Забор, парк огромный, прислуга… Но ей я больше не писала.

— С какой целью вы ходили возле дома мистера Руперта Вентворта и проникли в сад?

— Хотела посмотреть, как… Ну, как он живёт. Кэти, моя дочь уже много лет со мной не разговаривает, и я даже не знаю, куда она переехала, Джорджи в заведении для умственно-отсталых, а Фред погиб. У меня никого… — Марта Хьюз захлебнулась рыданием. — Никого не осталось… Я хотела посмотреть, что он… счастлив. Хотя бы один мой сын счастлив!

— Какого сына вы имеете в виду, миссис Хьюз? Того, которого вы родили в больнице Стрэтфорда, или того, который был записан как ваш сын Энтони в офисе регистрации?

— Моего, конечно… Которого я родила. Я отдала его, да, но разве я смогла бы…

— Она лжёт!!! — Руперт резко вскочил на ноги. — Она не моя мать! Эта… эта женщина не может быть моей матерью!

Марта Хьюз поднялась со стула. Её лицо было перекошено от боли и злости:

— А ты никак думал, тебя принцесса родила? Но это я! Какая ни есть…

Руперт даже не взглянул на неё. Он смотрел только на Годдарда:

— Вы что, не понимаете, что она врёт⁈ Дэвид ей заплатил! Это неправда! Он узнал про подмену и тут же нашёл эту грязную побирушку, чтобы она… чтобы… чтобы она всё перевернула! Всё вывернула наизнанку!

— Ему это было бы очень сложно проделать, — спокойно заметил Годдард. — Пришлось бы начать в тридцать девятом году.

— Она перепутала или намеренно врёт! Да, перепутала! — с радостью ухватился за эту мысль Руперт.

— Кто мне заплатил⁈ Зачем? — непонимающе трясла головой Марта Хьюз. — Я не хотела, чтобы ты знал обо мне. Мне нечем гордиться. Не каждый захочет такую мать… Но если уж всё раскрылось, то вот она я. Я всего лишь хотела, чтобы у тебя была лучшая жизнь! — Марта Хьюз сделала несмелый шаг к Руперту.

— Не лезь ко мне, господи ты боже мой! — отшатнулся Руперт.

Как ни трудно было читать опухшее от пьянства и слёз лицо Марты Хьюз, Айрис увидела печаль. Одну только печаль. Не было ни злости, ни обиды, ни разочарования — словно Марта именно этого и ждала от сына: отвращения и ненависти.

— Мистер Вентворт, успокойтесь и сядьте на место, — произнёс инспектор Годдард. — Вас не для этого сюда пригласили.

— А для чего? — возмущённо отозвался Руперт. — Чтобы слушать её пьяное бормотание⁈ Нелепые обвинения?

— Вас, кажется, ни в чём не обвиняют, мистер Вентворт. И сядьте, пожалуйста. — Годдард перевёл взгляд на Марту Хьюз: — Думаю, вам сейчас нужен отдых, мы продолжим позднее, но мне нужен однозначный ответ на простой вопрос: кто из этих молодых людей ваш сын, ребёнок, которого вы родили?

Марта Хьюз, ни секунды не сомневаясь, указала на Руперта:

— Он.

У того на щеках выступили красные пятна.

— Да откуда ей знать⁈ Она двадцать с лишним лет своего ребёнка не видела! Если вообще не врёт от начала и до конца!