— Да Бог с тобой, Беккет, — махнула на него Омроном Фредерика. — Какая она монахиня? Она же елисаветинка.

— Елисаветинка?

— Ага. Сестра милосердия, живущая по уставу святой Елисаветы. В отличие от настоящих монахинь, все обеты, которые давали швеи плоти, носили временный характер и длились определённое количество лет. По окончанию этого срока швея могла вернуться в мир и завести семью. Хотя наша Саломея планировала постричься в мантию и уйти в затвор сразу, как окончится война, уничтожение госпиталя поставило крест на её планах. Теперь она даже и не елисаветинка вовсе. Сто лет ведь прошло.

— То есть она не монахиня? — едва скрывая трепет, переспросил Сэм.

— Ага, мирянка она, — подтвердила Фредерика. — А чего это ты вдруг заинтересовался этим вопросом?

— Да так, просто, — не стал отвечать Беккет и сразу перевёл тему. — Слушай, кстати, я как-то спрашивал Саломею ещё в её бытность Мирандой о том, каково это — жить вечно, не тяжело ли, не притупились ли чувства и ощущения, не устала ли она, но она сказала, что не помнит последние сто лет своей жизни и поэтому не может ничего толком ответить на мой вопрос.

— Это ты, наверное, на Захария насмотрелся, потому и спрашиваешь? — предположила гостья.

— И на него тоже. Я много где читал, что человек психологически не выдержит бессмертия. Всё ему наскучивает, и он стремится лишь к смерти. Разве нет?

— Сам подумай, Сэм. Захарий, как ни крути, был глубоким стариком. Немного благодати раз в десять лет позволяли ему не умирать, но молодость это вернуть ему не могло. Он старел и старел, и недомогания его росли, а с ними и печаль. Его гормональный уровень, как и у всех стариков, был просто никакой, вот он и тяготился жизнью.

— И что?

— Другое дело — Саломея. У неё биологический возраст застрял между тридцатью и тридцатью двумя годами. Я выяснила, что её тело живёт двухгодичным циклом. В его начале ей всегда тридцать, потом она стареет в течение двух лет, а потом — бамс! — и ей снова тридцать. Не всё обнуляется, понятное дело — воспоминания, знания и навыки, а также физическая форма — всё это переносится в сохранности. Бывает даже, что к концу двухлетнего цикла мы с ней набираем пару-тройку лишних килограммов, от которых потом всё равно приходится избавляться — сами они не исчезают. Это к слову об удовольствиях. Что бы тебе ни рассказывала Саломея про свою безгрешность, но я, как её личность-дублёр, готова поклясться, что её чувства и ощущения так же ярки, как и сто лет назад. В биологическом плане, она молодая репродуктивная женщина. Ей так повезло, как ещё никому ни разу не везло. Вот, например, Пету Йагердсен воскресили тридцать лет назад, в возрасте двадцати семи лет. Все тридцать лет она каждый день подключалась к Благодати с помощью Саломеи. Способность Саломеи распространять свою Благодать на других позволила Пете оставаться молодой и здоровой довольно долго, но это всё равно не решение — рано или поздно она постареет, а однажды — умрёт. Поэтому, в конце концов, нам придётся оживить протопресвитеров и с их помощью получить доступ к «Неугасимому светодиоду».

— Кораблю-храму? — догадался Беккет.

— Именно. Это личный корабль наших протопресвитеров, и там есть всё оборудование для автономного упокоения и воскрешения. Наверняка, у них там есть копия Петы и меня. Если так, то я наконец-то отделюсь от Саломеи и верну себе своё тело. Там же мы упокоим и тебя, Сэм, на всякий случай. Такие классные пилоты на дороге не валяются, так что копию иметь стоит.

— Погоди-ка, — прервал её пилот. — Если ты вернёшь себе своё тело и переселишься в него, то вы же будете с Саломеей на одно лицо.

— Я ей новое лицо сделаю. То есть старое, конечно же, какое у неё и было изначально. Я всё-таки нейрохирург. Получится конфетка, не переживай, — успокоила его гостья. — В общем, вскорости мы планируем оживить наших благодетелей, и ты будешь их допрашивать. Так что готовься, Беккет.

— Я? Это ещё почему?

— Не дрейфь, Пета тебе поможет. Заодно и поучишься у неё. Мы с Саломеей будем следить, чтобы их жизнь не оборвалась в процессе. Вы добудете из них коды доступа и всё такое. Но для начала мы всё-таки сгоняем на Венеру. Нам нужен Эрик-провидец в команду перед тем, как бросаться в опасные приключения.

— А он согласится?

— Во время его визита на Марс, он сам нам это предложил. Посмотрим, что скажет теперь. После Эрика останется только убедить Аркадия. Он крепкий орешек, к нему близко не подобраться из-за его способности читать мысли на расстоянии и переписывать воспоминания, но вместе мы что-нибудь обязательно придумаем.

— Мечты-мечты! — скривился Беккет. — Мы ещё до твоих родственников не долетели, чтобы пересесть на «Лунную бабочку».

— Эй, пессимист, так будет нам гравитация или нет? — напомнила о цели своего визита Фредерика.

— Будет-будет. Иди уже в кресло, — ответил пилот. — Через три минуты врублю тягу.