— Нет, — без запинки ответила мать ребёнка.

— Хорошо. Я вам верю и буду ходатайствовать перед Клементиной Сидонской, чтобы она поскорее восстановила приём пациентов, и ваш сын попал к ней первым, — пообещала Миранда. — А сейчас…

Она встала и, подойдя к мальчику, выудила за цепочку свой нательный крестик, чтобы приставить его к губам ребёнка:

— Целуй.

Тот подчинился. Миранда взяла его голову в свои руки и, склонившись над подростком, сказала:

— Господи, милость твоя бесконечна. Да растечётся благодать твоя на чадо сие. Прошу тебя, даруй исцеление духовное и телесное рабу твоему, отроку Ивану…

Дальнейшие слова было трудно расслышать — Миранда стала говорить тише и быстрее, и окончание молитвы, вероятно, мог слышать только мальчик.

— Она у вас священник? — спросила мать ребёнка у Сэма.

— А вот это уже новость, — только и смог сказать он.

Убрав руки от головы Ивана, Миранда повернулась к Сэму:

— Пойдём. Тут мы закончили.

Мать подростка с нескрываемой надеждой спросила:

— И что теперь?

— Ну, — задумалась Миранда. — Купите в аптеке онкорелиф и пейте каждый день.

— Но мы его уже шесть лет пьём, — возразила хозяйка.

— Вот и пейте дальше, — поддержала Миранда. — Хуже от него точно не будет.

Они вышли, но перед тем, как уйти, Сэм отозвал женщину в сторонку и сказал:

— Я оставлю вам номер своей болталки. Если случится что-нибудь, что покажется вам странным — кроме нас придёт ещё кто-то, чтобы проведать вашего сына, или вам покажется, что за вашим домом следят, или произойдёт ещё что-то подозрительное, немедленно звоните мне. Я вам помогу.

Женщина понимающе кивнула, и Сэм поспешил на улицу за Мирандой.

— Преступник сюда не придёт, — сказала Беккету помощница, когда они отошли от дома больного мальчика.

— Почему ты так уверена?

— Я долго думала над списком, — начала Миранда. — У меня есть крамольная и довольно спорная версия…

— Ого.

— Правда пока для неё нет никаких подтверждений, — добавила спутница и затушевалась.

— Продолжай, — подбодрил её Сэм.

— Я, грешным делом, подумала, что преступник может убивать только тех, кто заплатил за право оказаться поближе к началу списку или получил такую преференцию по знакомству или через родственников.

— С чего ты это взяла? — спросил Беккет.

— Меня вдруг осенило, — ответила Миранда. — Если бы преступник убивал обычных людей, то, возможно, Экзархия никогда бы не начала расследования. Вероятно, убитые — люди непростые. Они те, чья смерть всколыхнула всю машину. Быть может, они чьи-то родственники или друзья, или заплатившие кому надо.

Сэм хмыкнул:

— Ты хоть понимаешь, что ты говоришь? Это ведь коррупция. Ты, фактически, говоришь, что в Экзархии торгуют местами в очереди к святой.

— Я не хотела говорить всё так резко, — пошла на попятную Миранда.

— Я думаю, наши наниматели не обрадуются такому повороту твоих мыслей, — Сэм смотрел на вещи прагматично.

— Это всего лишь гипотеза.

— Всего лишь! — хмыкнул Беккет, затем спросил прямо: — У тебя есть доказательства коррупции в Экзархии?

— Нет, — повесила голову Миранда. — Когда я попыталась проверить эту информацию в Сети, то нашла только то, что Вселенская Церковь Спасения — это первая в истории церковная структура с нулевым уровнем коррупции. За всю историю существования не было выявлено ни одного случая мздоимства, кумовства или симонии.

— Однако же! — Сэм был впечатлён.

— Первые подозрения в правдивости такого заявления появились у меня, когда я только стала изучать список. Я продолжила поиск случаев коррупции в Экзархии, задав более глубокий просмотр и настроив интеллектуальные фильтры, — Миранда снова неуверенно запнулась.

— Продолжай.

— Внезапно мой поисковый интерфейс был заблокирован. Сколько я ни пыталась, мне выскакивала одна и та же табличка, — напарница опять неуверенно замолкла.

— И что там, в табличке? Ну не томи! — подёргал её за рукав мужчина.

— Уведомление, что я должна безотлагательно явиться для внеочередной исповеди и причастия в такой-то храм к такому-то батюшке, — Миранда подняла глаза. — Неповиновение будет рассматриваться как особо тяжкий смертный грех.

— И что ты сделала?

— Показала табличку Клементине.

— А она? — Сэму приходилось вытаскивать информацию из Миранды буквально по кусочку.

— Она сказала, мол, перебьются. Велела мне подождать полчаса, пока она обнулит мои сетевые грехи. Минут через сорок поиск снова заработал, но мне программно было запрещено набирать в нём слово «коррупция» и его синонимы в любом возможном контексте, — Миранда всхлипнула. — Я очень серьёзно согрешила. Сомнение — это великий грех. А сомнение в безгрешности Церкви, тем более, грех непрощенный. Горе мне.

Сэм недобро засмеялся и взлохматил Миранде волосы, сунув в них пятерню.