— Шрамов у меня уже предостаточно, госпожа Сидонская, — бросил Сэм с усмешкой и протянул ей правую руку: — Давайте начнём испытание.

— Шрамов у меня уже предостаточно, госпожа Сидонская, — бросил Сэм с усмешкой и протянул ей правую руку: — Давайте начнём испытание.

Клементина достала свою болталку:

— Теперь мой черёд включать секундомер. И это уже не будет трюком.

Выставив на болталке обратный отсчёт на пять минут, Клементина открыла первую баночку и, макнув в неё кисточку, взяла руку Сэма в свою. Святая провела на его ладони четыре черты — так, что они образовали местный вариант распятья.

Сначала Беккет ничего не почувствовал, но вскоре кожу в месте нанесения яда стало припекать. Сэм поборол желание стиснуть пальцы или вытереть руку об одежду. К тому же, он догадывался, что это бесполезно, а только размажет очаг поражения по всей руке. Уже спустя двадцать секунд рука горела так, будто на неё капали горящим пластиком. Детектив перехватил запястье левой рукой — его пошатывало от нестерпимой боли. К адским ощущениям в руке прибавилась головная боль и ломота в позвоночнике и грудной клетке. Было трудно вздохнуть. Холодный пот выступил по всему телу.

— Что со мной? — прохрипел Беккет.

— Синдром Ируканджи, — с хищной улыбкой объяснила Клементина. — Прошла минута, но не расхолаживайся — скоро добавятся новые эффекты. Если не сможешь контролировать сфинктер или мочевой пузырь — не переживай. Мы сейчас проверяем не их.

Миранда сидела с закрытыми глазами, стиснув руки на груди, и губы её шептали молитву.

Перед Сэмом всё поплыло. Слёзы застили глаза. Он боялся потерять контроль над собственным телом. Захрипев, детектив чуть приподнялся, прижимаясь к стене, но удержал руку на весу.

— Повторяй за мной, Сэм, — сказал целительница, видя его борьбу. — Я не должен бояться. Страх — убийца разума.

— Заткнись! — рявкнул на неё Беккет. — Заткнись и смотри. Мне не нужны детские считалки, чтобы оставаться мужчиной в час испытания.

— Две минуты прошли, — ответила святая и продолжила: — Страх — это маленькая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречусь лицом к лицу со своим страхом.

— Да что ты знаешь о страхе? — диким голосом не то засмеялся, не то зарыдал мужчина, смотря на свою ладонь, на которой горел крест. — Что ты знаешь об отчаянии? Когда… Когда не было ни кислорода, ни горючего, и инерция мёртвого корабля уносила меня из солнечной системы…

Беккет зарычал и замотал головой. Капли пота срывались с кончиков его волос, сердце колотилось как бешенное. Тошнота подкатывала к горлу.

— Три минуты, Сэмюэль, — уведомила Клементина. — Я позволю страху пройти через меня и сквозь меня. И, когда он уйдет, я обращу свой внутренний взор на его путь.

Пусть боль была нестерпимой, какая-то часть создания Сэма оставалась спокойной, и эта часть прокручивала перед внутренним взором испытуемого одну и ту же картину — как он стискивает правую руку в кулак и с размаха бьёт Клементину в челюсть, а потом с левой руки, а потом снова с правой.

Эта воображаемая сценка была настолько желанной, настолько притягательной, что Сэм едва переборол дикое желание воплотить её в жизнь прямо сейчас. Стало трудно дышать. Он задыхался, тщетно ловя раскрытым ртом воздух.

— Четыре минуты, друг мой, — сказала Клементина и закончила свою считалку, или что это там было. — Там, где был страх, не будет ничего. Останусь лишь я.

Сэм уже её не слышал. Он жил в той окуклившейся реальности, где была его рука, крест на ней и боль, океан боли. Боялся ли он за свою жизнь? Чёрта с два. Он отбоялся своё ещё тогда, в глубоком космосе — когда его повреждённый охранной ракетой лёгкий разведчик, кувыркаясь, уносился прочь от Солнца. «Вам ведь раньше не приходилось сталкиваться со смертельным риском?» — вспомнил он вдруг вопрос Клементины. «Смертельный риск? Нет, не слышал».

Всё вернулось — темнота, пустота, холод, мёртвая приборная панель, вмятый взрывом фонарь кабины. Бесконечное ожидание смерти.

— Где ж вас столько носило, черти вы ленивые? — крикнул он спасателям, достававшим его из-под искорёженного кокпита.

— Это ты сейчас ко мне обращаешься? — спросила мучительница.

— Нет, — ответил Сэм, вынырнув из нахлынувших воспоминаний, в реальность, полную жгучей боли. Его пальцы так и не сжались, пока он бредил. Он по-прежнему стискивал запястье.

— Пять минут, — сказала Клементина. — Можешь применить противоядие.

Тогда Сэм поднял правую руку на уровень груди и сжал все пальцы кроме среднего.

— Продолжаем испытание, — прохрипел он Клементине в лицо, брызгая слюной и тряся головой. — Я только разогрелся.

— Это становится интересным, — прищурилась мучительница и убрала дюбель в карман. — Ты впервые заинтересовал меня как мужчина, Беккет.

— Сэм, прекрати, — взмолилась Миранда. — Ты же страдаешь.