― Мой отец весь день был в больнице. Я знала, что мама серьезно больна. Я всю жизнь ходила в церковь по воскресеньям. Если отец работал, мы с мамой могли поехать на автобусе. Я знала, какой это автобус, и знала, что делать. Я весь день провела в одиночестве, слоняясь по дому, думая о маме в больнице, отчаянно желая выйти, сделать хоть что-то, что угодно, чтобы помочь. Я пропустила утреннюю службу, но знала, что была также и дневная, потому что мама иногда на нее ходила.

Китти вернулась к стулу и села, положив шарик на колени. Снег теперь успокоился. Она представила себя внутри ― ей восемь, и она стоит возле церкви в своем лучшем красном пальто.

― В тот день я едва не осталась дома. Решение пойти изменило всю мою жизнь. Я только хотела помолиться, чтобы Господь спас маму. Никогда не забуду, как было холодно. Лед хрустел под ногами громче, чем церковные колокола. ― Китти посмотрела на Ричарда. Ее мысли рванулись назад, к автобусу, что катился по обледеневшей сельской дорожке в Восточном Суссексе, в первый раз в жизни сводя ее с сестрой.

Воскресенье, 15 февраля, 1959

Китти нервно теребила пуговицы на новом красном шерстяном пальто, пока автобус прокладывал путь по извивающимся дорожкам к деревне Престон. Обледеневшие изгороди вдоль дороги ограждали покрытые пятнами снега поля. Она села в автобус одна, передав мелочь, которую взяла с прикроватной тумбочки отца, и заняла место возле окна. Потом к ней присоединилась старушка, которую она иногда видела в церкви. Ее дыхание затуманивало стекло, и время от времени девочка протирала его руками в черных шерстяных перчатках. Когда она смотрела в окно, то видела монахинь, ― рассеянных по полям, заглядывающих за изгороди, склонившихся над канавами. Их дыхание в морозном воздухе создавало облачка пара.

Она взглянула на женщину рядом с собой. Аккуратно одета, волосы собраны сзади в пучок. Китти решила, ― чтобы заставить их так лежать, была сделана не одна попытка. К толстому коричневому пальто была приколота черная стеклянная брошь. По мнению Китти, пальто выглядело так, словно было сделано из ковра. Автобус с трудом пробирался по ледяной дороге, и старушку подбросило на сиденье. Но она по-прежнему смотрела прямо вперед, лишь крепче сжала сумочку на коленях. Китти очень хотелось спросить ее, что же искали монахини в полях, но женщина ни разу не взглянула на нее с тех пор, как они вместе сели в автобус, а челюсть была так крепко сжата, словно у нее не было желания разговаривать.

Китти с силой прикусила губу, когда они остановились на перекрестке. Взгляд ее зацепился за дорожный указатель впереди с надписью: «Престонское шоссе». Они свернули на него, миновав глубокую тень престонского поместья, и направились к южным холмам, где на горизонте виднелся викторианский особняк. Сколько она себя помнила, четырехэтажное здание с двумя фасадами покоряло ее. Издалека оно напоминало ей заброшенный кукольный домик, пылящийся на старом чердаке. По десять скучных окон на каждом этаже, в них никогда не было света. Бежевый фасад с ползущим вверх плющом. Когда они подъехали ближе, его безликие цвета сменились оттенками серого, а углы загрубели. Огромные распятия возвышались над каждым крылом дома, а башенки напомнили Китти историю плененной Рапунцель^[23], которую отец иногда ей читал.

Дорожку из гравия, ведущую к дому, окружал лес, и, медленно проехав по ней, они достигли поляны, где остановился автобус. Двери с шипением открылись, и молодая женщина с чемоданом в руке с трудом протиснулась по проходу. Ее огромный округлившийся живот прижимался к чемодану, и когда она волочила его вниз по ступенькам автобуса, Китти услышала, как старушка рядом с ней неодобрительно заворчала.

В тени деревьев, одетый в черное с головы до пят, за исключением белого воротничка на шее, стоял Отец Бенджамин. Китти знала его как священника из престонской церкви. Присмотревшись, она заметила нескольких девушек, бродящих взад-вперед по канаве, огибающей внешнюю кромку леса. Они были одеты в коричневые робы, а рядом стояли две монахини в полном облачении. Китти внимательно изучала ближайшую к ней девушку. Ее волосы были короткими, как у мальчика, а кожа такой же серой, как заснеженная земля.

Одна из монахинь помахала девушке, и Китти заметила, как она выбралась из канавы. Потеряв равновесие, слегка пошатнулась, но потом медленно выпрямилась, прижав руку к пояснице, открывая огромный живот.

Когда автобус тронулся, девушка подняла взгляд и уставилась прямо на Китти, ее пронизывающие глаза были черными, как уголь. Китти откинулась назад на сиденье, но не смогла отвести взгляд, пока монахиня, прикрикнув, не заставила девушку в снегу двигаться.