Отец Бенджамин на какое-то время замер в холле, пытаясь выровнять дыхание. В темноте он спешил сюда, в обитель Святой Маргарет. Опасаясь включать фонарь, свет которого мог привлечь любопытных прохожих, он дважды спотыкался и чуть не упал. Уже наступил вечер, когда он нашел записку, которую кто-то подсунул под дверь его комнаты в «Грэйсвелле». В столовой устроили новогоднее чаепитие, а после он направился к лифту, потом по коридору к своей комнате. Священник заметил ее сразу же, как вошел. Любопытный, но ничуть не встревоженный, поднял с пола и двинулся к стулу у окна, чтобы открыть. Но стоило ему вытащить из конверта белый лист бумаги, как нахлынуло беспокойство. Всего две строчки без подписи, написанные незнакомым почерком:

«Жди меня в гладильной комнате в обители Святой Маргарет сегодня в полночь. Дело касается уничтоженных тобой записей. Если не появишься, я пойду в полицию. Приходи один».

Отец Бенджамин провел почти весь вечер, смотря телевизор в своей комнате, но мысли его были далеко. Он попытался рассказать Эми о записке, когда она зашла его осмотреть, но слова не шли. Откуда начать? В одиннадцать он уже понимал, что слишком встревожен, чтобы уснуть. Лучше пойти на встречу — кто бы ее ни назначил — и узнать, что от него требуется, чем беспокойно ворочаться в кровати. Идти недалеко, всего лишь вдоль Престонского шоссе. К тому же, у него все еще были ключи от старого дома. Никто даже не заметит, что он ушел. Так что он надел свой самый теплый шерстяной свитер, сунул записку в карман вельветовых брюк и без двадцати двенадцать выскользнул наружу. Теперь, находясь в безопасности внутри дома, он включил фонарь. Тяжело возвращаться сюда спустя столько лет. Вроде бы все знакомо, но в то же время дом был словно чужим. Широкая лестница в холле осталась такой же, как он помнил. Но не блестела, как прежде. Она потускнела и была усеяна осколками разбитого стекла и каменными обломками, упавшими с высокого потолка. Черно-белую плитку, что сияла чистотой во времена Матушки Карлин, теперь покрывала глубоко въевшаяся грязь. Окна, мимо которых он проходил по коридору к прачечной, по большей части были разбиты, рамы рассохлись и потрескались, с них лохмотьями свисали остатки краски. Все здание пропиталось запахом гниющего дерева. Когда-то в огромной, заполненной паром комнате находилось множество девушек с выступавшими вперед животами. Теперь же с обломками машин и сломанными катками она казалась пустым, выброшенным на берег панцирем. Проходя по коридору, в свете фонаря он заметил свое отражение в единственном, чудом уцелевшем окне. Круглое лицо, бледное, покрытое щетиной. Всклокоченные седые волосы. Из-за постоянной боли в спине он сгибался вперед, словно отвешивая бесконечный поклон. «Со стороны кажется, будто у меня совсем нет шеи», — подумал он, разглядывая себя серыми глазами сквозь стекла дешевых очков. Несмотря на то, что когда-то он брился каждое утро, а на кровати неизменно ожидало идеально выглаженное облачение, теперь его униформой стали слишком большой серый шерстяной свитер и мешковатые вельветовые брюки. «Я стал развалиной, — подумал мужчина отворачиваясь от окна. — Как и этот особняк».

Отец Бенджамин испустил тяжкий вздох, вспомнив обитель Святой Маргарет в пору ее расцвета. Добавив к щедрым пожертвованиям прихожан взятую в банке приличную ссуду, им удалось купить с аукциона бывшую школу-интернат. Прошло чуть менее полугода, и обитель Святой Маргарет распахнула свои двери. За три десятилетия скопилось достаточно денег, чтобы сохранить крышу над головой и отложить кое-что на будущее.

Но, кажется, недостаточно, чтобы гарантировать ему и Сестрам Милосердия спокойную старость. В конце концов, предложение от «Слэйд Хоумс» поступило в подходящий момент. Дом признали непригодным для использования, а давление Совета, пытающегося узнать местонахождение архивных записей обители, достигло пика. На священника указывали пальцем, и это тревожило. Как и то, что ни ему, ни Сестрам не выказывали должного уважения, которого они заслуживали.

Отец Бенджамин остановился и прислушался, в надежде уловить движение снизу. Тишина. Возможно, тот, кто назначил встречу, еще не пришел. Или никто не придет, и его лишь хотели расстроить. О записях знали всего несколько человек, и он понятия не имел, почему встречу назначили здесь, а не обсудили этот вопрос непосредственно в «Грэйсвелле». Возвращаясь в этот дом, он чувствовал себя намного неуютнее, чем предполагал. Было мучительно тяжело согласиться его продать, но, в то же самое время, он радовался, когда это случилось. До тех пор, пока «Слэйд» придерживались условий контракта, на которых настаивал священник при его подписании. Вести строительные работы внутри четко установленных границ и наглухо запечатать туннели.