Теперь в убийстве преподавательницы официально подозревается Льюис Фрэмптон. Судя по всему, полиции знала это с самого начала, но афишировали только сейчас. Ведущая еще раз описала внешностью Льюиса, заострила внимание на том, что он крайне жесток и при любых столкновениях не следует пытаться задержать преступника самостоятельно. И опять из телевизора на Эми смотрела фотография психопата, она видела те же обманчиво бесстрастные глаза и плотно сжатые губы.

На следующем репортаже Эми хотела отдохнуть. Но когда в кадр попал кусок больницы, где она лежала, снова как током прошибло. Фигуристая блондинка-журналистка, переняв на себя все внимание зрителей, кивнула камере и сообщила:

— Как стало известно, недавно еще одно ужасное событие произошло в лондонском университете.

Они рассказали ее историю. Канал показал фотографии Саймона, Клариссы и некоторых других ребят из университета. Фото здания, лужайка, прогулки старшекурсников. Вот съемка из котельной, где Саймон чуть не прикончил Эми. И все это под нагнетающий голос журналистки.

«Репортажа не должно было быть! Родители Саймона ни за что не позволили бы их фамилии всплыть в СМИ!» — хотелось закричать Эми, зная, какими связями те обладали.

Но вот он, запоздалый репортаж, видимо короткой сводки новостей все же недостаточно. Эми видела, насколько старалась журналистка сделать его максимально эмоциональным. Ее голос, тон и подобранные слова больше подошли бы рассказчику баек про привидения. А потом показали Эми — общую фотографию с футбольной командой Дерека. Ее лицо на экране улыбалось, а в реальности — бледнело с каждой секундой.

Она чувствовала, насколько сильно напряглись родители рядом.

— Сегодня днем в больнице скончался Саймон Аарон Кэмбелл. Его родители изъявили желание провести еще одно расследование…

Вот оно — приговор. Эми почувствовала, как ее конечности обессилено повисли, а голова опустела. Будто марионетка, которую перестали дергать за ниточки. Эми официально стала убийцей. Об этом знают знакомые, родители, друзья, весь Лондон и Кеттлуэлл, разумеется.

Из транса ее вывел бледный и холодный голос Гейла.

— Тебе следует вернуться в Лондон. Скоро должен состояться суд.

Если в новостях говорилось про суд, то Эми прослушала. Она посмотрела на такую же недоеденную порцию рагу у отца. Наверное, это единственный прием пищи, который он не сможет осилить.

— Ты прав. Надо разобраться, — она поднялась со своего места, но не успела сделать и шагу, потому что почувствовала цепкую хватку на своей руке. Опустив глаза вниз, она увидела уверенное лицо Гейла.

— Все будет хорошо, — произнес он. — Прими свои поступки и последствия. Не беги, это не твой путь.

— Все будет хорошо, — повторила за мужем Лаура, а потом встала со своего места и вяло обняла свою дочь слишком слабыми руками.

Эми хотелось бы потеряться в мягких объятиях, в ощущении от крепких пальцев, поддерживающих ее запястье. Но ничто не могло длиться вечно. Объятия пришлось разорвать, нужно собирать вещи, которые она только недавно разложила. Как же обидно. И все же, когда она шла к лестнице, что-то заставило ее повернуться и всмотреться во взволнованные лица родителей.

— Вы тоже, — произнесла она. — Не бегите от реальности.

Лаура отвела взгляд, а Гейл ухмыльнулся. Его собственный совет был едва ли применим к старшему поколению, но Эми посчитала, что сделала все, что могла. И поэтому голову заняли совершенно другие мысли, навеянные куда более сильной тревогой, чем судьба бедного велосипеда.

Если только у Льюиса есть телевизор, тогда он знает ее имя.

Одна мысль заставляла нервно заламывать пальцы. Эми страшилась возвращаться в Лондон, но она чувствовала, что должна. И только это чувство помогало ей твердо стоять на ногах.

Утром отец сказал, что сам привезет свою дочь в Лондон на старой машине. И если она вдруг сломается по пути, это не станет печальной новостью — очень хотелось растянуть момент возвращения. Ожидая пока родителя подготовятся, а Гейл соберет все необходимые запасные инструменты на случай непредвиденной остановки, Эми поняла, что окончательно пришла в себя.

Она сидела в пустой гостиной, вслушиваясь в тиканье старинных настенных часов. Каждую секунду небольшой «тик» а потом и «так» врезались в мозг, будто имели силу гигантского колокола. Эми не могла себе позволить надеяться на чудо — что Льюис просто забудет о ее существовании, что Итан солгал или, что хуже — все же не существует.

Взвесив все за и против, Эми встала со своего места, вышла из дома. Она прошла мимо копошащегося в машине отца и сказала стоящей рядом матери, что хочет попрощаться с животными. Но когда родители скрылись из вида, Эми проскользнула не в хлев, а в небольшую пристройку. Маленькая лампа ярко вспыхнула и мигом озарила своеобразную мастерскую с развешенными по стенам отцовскими инструментами. Эми миновала железные ящики и прошла точно вперед — к широкому потертому столу, в котором лежали какие-то пружины и шестеренки. Первый ящик стола легко поддался ее пальцам.