Я провела ладонью по лбу, стирая выступившую испарину. Все тело ломило, а разум находился в том странном оцепенении, что наступает после глубокого и яркого сна. Вроде бы уже и осознаешь окружающее, но привидевшееся пока кажется реальнее. Образ Ганса был таким ярким, что сердце до сих пор билось быстрее обычного, а на душе оставался гадкий осадок. Слишком много эмоций.

Повернувшись, я обнаружила, что Паука в кровати нет. Куда он пропал? Неужели ушел, чтобы покончить с Гансом? Или ему просто надоело со мной нянчиться? Последняя мысль была странной и вызывала больше всего эмоций. Что, если маньяк в конце концов отступится от плана, оставит свою старую жертву и приступит к поискам новой? Не знаю, почему это вызывало такое беспокойство — маньяк и раньше исчезал на целый день, ничего не объясняя и часто это происходило еще утром, пока я спала. Нас связывает слишком многое, чтобы просто разойтись своим путем. Но несмотря на доводы разума, странное сосущее чувство в животе никуда не уходило. Предчувствие? Или просто расшалившиеся нервы? Если последнее, то тогда удивительно, как мне удавалось не сойти с ума весь прошлый год.

Я встала с кровати, ощутив боль в спине. Она казалась такой привычной, что было почти невозможно вспомнить, каково это быть здоровой. Нехороший знак. Аккуратно шагая, я проверила ванную — Паука действительно не было в номере. Записки тоже не наблюдалось. По всей видимости оставалось смириться с ролью маленькой покорной жертвы — сидеть послушно в номере и ждать возвращения маньяка, вздыхая у окошка.

В маленьком холодильнике у стены еще оставалась упаковка ветчины и несколько хлебцов, мой стандартный завтрак. Паук, как настоящая мамочка, приносил продукты и тщательно следил за тем, чтобы я ела. Мне не нравилось быть настолько беспомощной, но передвигаться на расстояния большие, чем до туалета и обратно было действительно тяжело.

Забравшись обратно в кровать, я принялась за завтрак. Вчера мужчина выразился ясно — он убьет Ганса во что бы то ни стало. А что, если он это делает прямо сейчас? Смотрит прямо в глаза своему неудавшемуся подражателю и нажимает на курок? Или же Паук притаился и выжидает момента, чтобы подкрасться из-за спины и перерезать врагу горло? От этой мысли становилось не по себе. Я знала, с кем имею дело, знала об убийстве девушек, смерти Долежала, но сейчас это было что-то иное. Холодное, расчетливое преступление, совершаемое не из-за безумия, но ради меня.

У Ганса есть мать, жена, ребенок. Неужели я готова позволить его смерти произойти? Меня и так окружал ореол убийств, последствия тесной дружбы с маньяком. Стоило ли добавлять к ним еще одно? Пусть даже и очень, очень плохого человека, фактически уничтожившего мою последнюю надежду на нормальную жизнь.

Внутри возникло странное чувство, смесь страха, вины и сомнения. Ночной кошмар не шел из головы, а образ маленького мальчика вновь и вновь вставал перед глазами, усугубляя мою тревогу. Душащая ярость, которая переполняла сердце еще пару дней назад, отступила. Да, Ганс убил Марию и искалечил меня. Но его сын не имеет к этому отношения. А что, если Паук убьет мужчину прямо на глазах его семьи?

От этой картинки к горлу подкатила тошнота. Приступ был таким сильным, что я едва успела дойти до туалета, чтобы оставить недавний завтрак в унитазе. Ох, второй раз за неполные сутки. Пожалуй, надо попросить Паука купить что-то от нервов. Если меня будет тошнить каждый раз, когда я думаю о Гансе, то ни к чему хорошему это не приведет. Идея о том, чтобы обратиться в полицию начала казаться не такой уж неудачной. В конце концов, мы нашли преступника. Остальное было бы просто — прийти в отделение, дать показания и мужчину схватят, осудят на пожизненный срок и никто не умрет.

На пару минут я всерьез поверила, что план может сработать. К черту страх. В конце концов, история с мафией давно позади, бояться властей нет повода. Да, у них есть солидная папка с моим именем, но сейчас я — потерпевшая. Они осмотрят шрамы и прищучат гада. Не стоило, правда, забывать о Пауке. Я дала слово, что буду во всем ему подчиняться и вряд ли маньяк так просто согласится с изменением планов. Для него это дело личное, задевающее, так сказать, профессиональную гордость. Плюс, полиция может ненароком выйти на его след и трудно предположить, чем закончится их любопытство.

Течение мыслей прервал телефонный звонок. Потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, что это мой мобильник. За дни, проведенные наедине с собой и Пауком я успела забыть о том, что такая штука вообще существует. Звонивший оказался настойчивым типом и не прекращал попыток услышать ответ все то время, что я искала проклятую шайтан-коробку в сумке с одеждой.

— Алло?

— Пани Кристина Хамерникова? — поитересовался приятный мужской голос на другом конце провода.

— Да. Кто это? — поинтересовалась я, присаживаясь на край кровати.

— Меня зовут лейтенант Бук, я расследую дело об убийстве вашей подруги Марии. Нашим сотрудникам удалось выйти на след предполагаемого преступника и нам необходимо ваше присутствии в отделении.