Можно подумать, хозяйка именно этого и ждала. Тотчас открылась дверь, и немолодая женщина в длинном платье и шерстяной кофте, накинутой на плечи, вышла на крыльцо.

— Вы ко мне, молодой человек?

— К вам, Мария Михайловна… Мы… хотели бы поговорить.

— Я сначала подумала, спять хотят что-то продать. Вчера свежую рыбу предлагали, торф на тележке привозили, картошку на мотоцикле, кур ворованных — назойливой становится торговля. Опять, думаю, доморощенные купцы ни свет, ни заря на участок ломятся.

Хозяйка подошла к воротам, небольшим ключиком огкрыла замок. Внимательно посмотрела в лило мне, Граю, Рублевой.

— Вижу, у вас плохие новости.

— С чего вы взяли, Мария Михайловна? — спросила Рублева.

— У сердца матери нервы оголены… Всю ночь не сплю. Большую беду чувствую.

Я никогда не видел эту женщину, но был уверен, она за ночь постарела, у нее изменилась походка, движения стали неуверенными. Она разговаривала с нами и в то же время находилась далеке отсюда, даже в другом измерении.

— Проходите в дом, — пригласила хозяйка. — Зачем нам разговаривать на улице.

Комната, в которую она нас ввела, была чистой, уютной гостиной. Ничего особенного в обстановке, кроме висящего на стене японского телевизора, плоского, как доска.

— Всю ночь кипячу и пью кофе, — сказала Мария Михайловна, достала из буфета маленькие чашечки и налила нам из кофейника дымящийся напиток.

Женщина держалась сурово, отстраненно, казалось — ничто земное ее сейчас коснуться не может, она стояла на пороге вечности. У меня в груди стало холодно — ведь нам надо ее спешно «потрошить», выспрашивать, выведывать… Язык не поворачивался начать разговор, и Грай, по видимому, чувствовал то же самое. Наконец, она не выдержала:

— Вы — вестники беды. Чувствую, что-то с моими детьми. Говорите, кто из них? — и посмотрела прямо в глаза Граю.

— Геннадий ваш младший сын? — спросил Грай осторожно.

Она сжала руки на груди:

— А старший, Славик, Стив живой?

— У нас нет никаких сведений о старшем.

— Значит все-таки Гена… Боже мой, что с ним? Не тяните, говорите сразу. Я готова ко всему.

— Его нашли в Шлиссельбурге, на дне Ладожского озера, сидящим в машине.

Мать не шевельнулась, и Грай продолжил:

— Его ударили сзади по голове и, наверное, еще живого сбросили в воду. Мы ищем убийцу.

Шеф умолк. Женщина должна была бы спросить, кто это сделал, кто убил ее сына? Но она не задала ни одного вопроса. Посидела молча, глядя сквозь стену, поднялась и помертвевшим голосом произнесла:

— Теперь мне незачем жить. — Пошла в соседнюю комнату, легла на неразобранную кровать, лицом к пестрому туркменскому ковру.

Мария Михайловна перестала отвечать на вопросы, словно не слышала нас. Ес на земле больше ничего не интересовало. Мы провели в доме еще час, видя бесплодность усилий, хотели уйти. Но в это время в ворота въехала красная девятка «Жигули», и молодой мужчина лет тридцати трех, лицом напоминающий Марию Михайловну, вышел из нее.

— Стив, старший сын, — шепнула нам Рублева.

Дверь резко открылась. У порога Стив плюхнул на пол большую сумку, скользнул по жцам вс просительным взглядом и вошел в комнату.

— Гляжу, что за черт, незнакомая машина у ворот, значит у нас ранние гости? — спросил он и доброжелательно улыбнулся.

Нет, я не увидел тревоги в его глазах, на лице ясно читалось, что сегодня воскресенье, после ударной работы следует прилично отдохнуть.

— Вижу бухгалтера из Садов и двух мужчин явно силового типа. Вы, наверное, пришли недоимки собирать? Тогда скажите, в чем мы провинились — мы за электричество или за дороги не заплатили? — скалил он зубы, глядя на Рублеву.

Вдруг Стив замолк на полуслове. В дверях стояла мать и молча, глазами, полными боли, смотрела на сына. Глаза ее ярко полыхали, таким взглядом можно было прожечь рельс.

Сын выдержал взгляд, подошел, участливо спросил:

— Мама, что с тобой?.. Ты заболела?

Глаза у матери потухли, плечи опустились. Ни слова не говоря, она снова легла на неразобранную кровать и повернулась лицом к пестрому ковру.

Сын заботливо укрыл ее клетчатым шотландским пледом, беззвучно закрыл дверь и обеспокоенно спросил у нас:

— Что произошло? Вы сидите словно вареные, и мать не в себе.

Во мне крепло нормальное человеческое желание — встать и уйти, по-моему, единственно правильный ход в подобной ситуации. Но Грай взглядом приковал меня к стулу, мол, работа продолжается.

Бухгалтер Рублева предположила, что мы в замешательстве, и начала сама:

— Эти люди, Слава, частные детективы, ищут убийцу-маньяка, который переполошил наши не знавшие горя Сады.

Мы представились.

— Понятно, — пробормотал он. — А к нам зачем пришли?