— Ты не бойся и матери скажи, пусть с ума не сходит, он вас не тронет.

— А ты откуда знаешь?

Никита не ответил. Он читал газету, руки его подрагивали.

В комнату вошла мать, Нина Федоровна.

— Что, Володя, опять разболеваешься?

— Полежу, отдохну, пройдет голова.

— Тогда весь день дома сиди, а то свалишься где-нибудь на дороге.

— Я сегодня подрядился три тележки торфа привезти на двадцатый участок.

— Не ходи, — предупредил Юрка. — Сегодня всех, кто торф возит, милиция хватает и на допрос. Торфа им жалко стало…

— Хорошо, что предупредил, не пойду. Не с руки мне в милицию попадать. У меня сейчас начинается, чувствую, полоса неудач.

— Что с гобой?

— Предчувствие, Юрка, страшное предчувствие, живу как во сне, сам не понимаю, что со мной творится.

— Что-то произошло? — насторожился парнишка.

— Влюбился… Без ответа…

— Ну, это неинтересно, — сплюнут Юрка, — А ты в Шлиссельбурге на празднике был?

Володя слегка покраснел, промямлил смущенно:

— Да, съездил, посмотрел.

— Вот здорово! Ты там мог убийцу увидеть, мог узнать и схватить. Тебе бы премию дали и портрет в газету. А Геннадия Исаева видел?

— Видел, он беседовал с какими-то шишками.

У Юрки перехватило дыхание.

— А потом?

Никита поморщился и сплюнул.

— Значит ты видел, как его по голове этот маньяк?..

Никита не ответил, у него все сильнее разбаливалась голова.

Юрка понял, что о Шлиссельбурге больше ничего не узнает, и переменил тему разговора.

— Тебе эта длинноногая Ленка Островская нравится, да?.. Да не замахивайся, я никому…

Tак уж случилось, Елена Островская и Зоя давно и хорошо знакомы, в городе они жили в одном доме и учились в одном классе. Дружбы между ними никогда не было, скорее наоборот. Елена знала — когда ей хорошо, то Зое плохо, а если ей хуже некуда, то Зоя на седьмом небе от счастья.

Елена посмотрела на себя в зеркало — красивые ноги, гибкая талия, небольшая грудь — Бог наградил ее хорошей фигурой. Кожа покрыта ровным загаром. Загар следовало закрепить, пусть станет несколько темнее, чтобы подольше хватило. Из школы она перешла работать в небольшой оркестр, поменяла физику на трубу. Их костюмы в оркестре, предельно откровенные, как того требовали жадные до зрелища зрители, помогали успеху.

— Нужно переплыть на ту сторону канала и на берегу Ладоги позагорать без одежды, — сказала сама себе. — К воде, и скорее!

Елена натянула тугое розовое бикини, сверху легкое платье. Подхватила сумку с одеялом и полотенцем.

— Я на канал, — сказала матери, — позагораю. — Вышла на улицу и лоб в лоб столкнулась со своим антиподом Зоей Львовой. Елену передернуло. Антипод Зоя, мягко говоря, ее недолюбливала. Она была противоположной по характеру, взглядам и отношению к жизни. Если Елена говорила одно, Зоя утверждала другое. Елена шла направо, Зоя поворачивала налево. И как-то так получалось, что они всегда рядом.

Каждая со своим антиподом соединена уже двадцать лет, одноклассницы, виделись почти ежедневно. И вот на тебе, здесь, в Садах, их дома на одной улице. С первых лет Зоя ревниво следила за каждым шагом Елены, выделяя ее из подруг как самую сильную, одаренную. Ее успех вызывал у Зои раздражение, неудачи подымали настроение. Если Елена падала на скользкой дороге, да еще ушибалась, тут как тут появлялась Зоя и хохотала, не собираясь даже подать руку, чтобы помочь подняться.

Как-то на школьных соревнованиях Елена потянула спину. Идти по улице было трудно. Случайно или нет, но сзади увязалась Зоя, шла поблизости и пристально следила.

Елена не выдержала, пожаловалась:

— Не дойти до дома, сейчас упаду.

— Это было бы здорово, — бросила Зоя.

В старших классах их интересы четко определились — Елене нравился Андрей Болконский, Зое — бретер Долохов.

Этой весной в Садах один серьезный парень стал симпатизировать Елене. Узнав об этом, Зоя потеряла покой, изо всех сил старалась влюбить его в себя. Заодно стала помогать сыну сторожихи Нины Федоровны эпилептику Никите, безответно влюбленному в Елену. Стала его доверенным курьером, письмоносцем, и передавала Елене его стихи, которые той жаль было выбрасывать и она складывала их в коробку из-под туфель.

Елена старалась не замечать Никиту. Бог простит убогого! На Зою не сердилась, жалела ее. Но не понимала, почему Зое так необходимо утверждаться за счет ее, радоваться, когда ей плохо, и огорчаться, когда ей хорошо. Может, у Зои сердце иное поставлено? Здесь была какая-то загадка.

С дороги бросили камешек в окошко Никите. Парень глянул на улицу и обомлел — вдоль канавы по дороге, ритмично покачивая бедрами, в легком просвечивающем платьице шла Елена. В руке сумка с одеялом и полотенцем, явно купаться.